Книга Скелет, страница 46 – Триша Вольф, Бринн Уивер

Чернота надвигающегося флешбэка проявляется немедленно. Съедает периферию зрения, поглощая настоящее, отбрасывая меня в прошлое.

Я кладу ладонь на стену. Мое сердце бешено колотится. Кровь кипит. Я пытаюсь отвернуться от битого стекла, валяющегося у ног, чтобы удержаться, но уже знаю, что это не сработает. И что хуже всего, я не одна. Я вот-вот окажусь наиболее уязвимой наедине с волком в соседней комнате.

Последнее, что я вижу, когда мое зрение сужается до точки света, — Джек выпрямляется, поворачивает голову, его смертоносные серые глаза встречаются с моими.

Следующий голос, который я слышу, — это демон, который преследует меня.

Молчаливый истребитель.

«Тише, тише. Успокойся, малышка.»

Кончик лезвия упирается мне в кожу, его острие прочно застряло между ребрами. Я лежу на кремовом ковре в гостиной дома моего детства. Мое тело сотрясается, когда прикусываю губы, и они кровоточат. Я знаю, что будет дальше. Мое легкое уже урчит в знак протеста против каждого вдоха, первое лезвие застряло глубоко в губчатой полости. Он вздрагивает при каждом наполненном кровью вдохе.

«Ты знаешь, что произойдет, если издашь хоть звук», — шепчет мужчина.

Он отклоняет мою голову в сторону, моя щека залита слезами и горит, когда он прижимает ее к ковру. Я встречаюсь взглядом с безжизненными глазами мамы. Ее кровь все еще стекает с приоткрытых губ, отрезанный язык и темная бездна ее рта.

У меня скручивает желудок. Я подавляю рыдание, глотая желчь, страх и отчаяние. Когда закрываю веки, изображение все еще остается на месте. Мамины невидящие глаза. Ужас глубоко въелся в ее плоть, как будтоприлип к ее костям, как призрак, скрывающийся под застывшими чертами лица.

Я открываю глаза, когда горячая ладонь мужчины скользит по покрытой потом коже. Он сжимает мои щеки кончиками пальцев до тех пор, пока у меня не сводит зубы.

Он поворачивает мое лицо в другую сторону.

Папа борется, лежа на животе рядом со мной, его руки связаны за спиной с лодыжками, кляп во рту влажный. В его глазах ярость. Паника. Он пытается подобраться поближе ко мне, но мужчина, который держит меня в своих объятиях, отталкивает папу.

«Сейчас, сейчас», — говорит мужчина, отпуская мое лицо, чтобы вытащить из кармана пиджака древнюю видеокамеру. — «Не издавай ни звука, или узнаешь, насколько страшнее будет его наказание».

Мигает красная лампочка видеокамеры, ее бездушный стеклянный глаз безразличен к моим страданиям, лишь следит за каждым выражением моего покрытого синяками и опухшего лица. Мое дыхание учащается. Сердце бешено колотится. Я пытаюсь сосредоточиться на этих трех маленьких буквах под мигающим красным светом. Сосредотачиваю на них каждую каплю своего сознания. Rec. Rec. Rec.

Нож проскальзывает у меня между ребер.

Я не издаю ни звука. Даже когда лезвие рассекает каждую клеточку мышц и плоти. Когда пронзает мое легкое. Когда этот человек медленно опускает его, чтобы погрузить сталь по самую рукоять. Я подавляю каждое отчаянное желание закричать и умолять, кричать, чтобы боль прекратилась. Я не подведу папу, как только что подвела маму.

Но папа не может удержаться, чтобы не бороться за меня.

На каждый крик, который я проглатываю, папа умоляет через кляп. Он бьется в своих путах. Его приглушенные слова — отчаянный напев. «Пожалуйста, только не моя девочка.» Снова и снова его мольбы повторяются, как вспышки, которые повторяют мигающий красный огонек видеокамеры. И когда второе лезвие вонзается мне в грудь, и мужчина откидывается на пятки, чтобы зафиксировать, как дрожит одна рукоять рядом со второй, я смотрю на своего отца, у него слез намного больше, чем у меня.