Книга Шоколадница и маркиз, страница 5 – Татьяна Коростышевская

Делфин происходила из семьи зажиточных торговцев – отец владел целой сетью столярных лавок и поставлял мебель во многие дворцы Лавандера, маменька… Да чем она могла заниматься, если младших братьев и сестер у Деманже было семеро?

– Себе я такой жизни не хочу! – говорила подруга, мечтательно подставляя лицо солнцу. – Ни за что.

Основы магии она изучила прекрасно; кроме консонанты (мудрического алфавита) хорошо разбиралась в артефактах; история и география, пожалуй, хромали, как и живопись с музыкой. Но на зеленой – или, если угодно, изумрудной ступени – особых успехов в общих науках от нас и не требовалось. Зато Делфин стала для меня настоящим кладезем знаний об академии.

– Великолепная четверка Заотара, – фыркала она, пускаясь в воспоминания, – или, как вариант, блистательная: Шанвер, Брюссо, Лузиньяк и Бофреман! Ах, тебе повезло, что в полной силе ты этих мерзавцев не застала. Бофреман у них кукольник, только держит не за ниточки, а прямо за…

Сравнение я сочла несколько жестковатым, поэтому покраснела.

– Парни поступили в оваты вместе, а Мадлен де Бофреман уже подметала полы академии лазоревой юбкой. Обычные избалованные аристократы. Шанвер этот вечно с красными глазами ходил, худой как палка. Но это недолго. Монсиньор старается дворян как можно быстрее вытолкать в филиды, чтоб мест не занимали – вот и эти через год перешли, втроем. Шанвер неожиданно титул маркиза получил, разбогател – тут-то блистательная четверка Заотара и организовалась. Косо не посмотри, слова не скажи. Один за всех и все за одного. Предположим, Виктора де Брюссо кто-то обидел – на следующий день Шанвер с этим кем-то драку затеет, а он драчун знатный был. Или, о чудо, обидчик прямо за обедом лицом бледнеет и в клозет бежит, а Мадлен в окошко пузырек от слабительного картинно выбрасывает. И все, знаешь, злобненько делали, чтоб обидеть, оскорбить посильнее. Или, например, Мадлен приглашает молодого человека на свидание, и они непременно в процессе оказываются наедине в каком-нибудь закутке, который легким движением руки превращается в сцену. Бофреман орет, в обморок падает от возможного насилия, партнер без штанов, зрители гогочут.

Делфин покраснела:

– Однажды я им каким-то образом дорогу перешла. Ну, помнишь, я тебе про неземную свою любовь рассказывала? Виктор де Брюссо очень быстро меня на место поставил.

Я ахнула:

– Неужели?

Голубые глаза подруги блеснули подступающими слезами:

– Чтоб заморочить голову неопытной мадемуазель, много ума не надо. Он и не старался особо: парочка комплиментов, жаркий взгляд, и вот уже дурочка Деманже бегает на свидания к прекрасному принцу, – Делфин сглотнула. – У нас все было, Кати – все, чего приличная мадемуазель позволять себе не должна. Но… Он завязал мне глаза – вроде бы чтоб не испортить сюрприза… Я шла, трепетала от страсти и предвкушения… В какой-то момент Виктор ослабил шнуровку на моем платье… В общем, Кати, когда повязку с меня сняли, я полуголая стояла в ярко освещенном будуаре Мадлен де Бофреман, а вся четверка надрывала животики от моего позора! Знаешь, что они мне говорили? Что я – ничтожество, и что даже если меня позолотить, то теперь, когда бутончик невинности сорван, ни один дворянин больше не обратит на меня внимания.

– И что же ты?