Книга Ненаписанное богами, страница 43 – Кэти Роган

Я сжимаю рукоять меча, пока костяшки пальцев не белеют.

— Ты на взводе, — звучит за спиной голос Нирики, который опирается на мишень для стрельбы из лука, скрестив руки на груди.

— Я в порядке.

— Врешь, — он меняет позу, глядя слишком пристально. — Ты словно грозовая туча с тех пор, как вернулся.

Он прав, но я не отвечаю.

— Ты оставил ее.

— Я сделал то, что должен был. — Что-то острое царапает внутри.

Он шумно выдыхает, мой ответ его явно не впечатлил.

— Может быть. Но голова у тебя все еще там, с ней. Такая отвлеченность тебя убьет. Или кхер’зенн на поле боя, или Райот, когда решит, что ты стал для всех угрозой.

Я резко поворачиваюсь и бросаю на него устрашающий взгляд, но тот только приподнимает бровь, ничуть не пугаясь. Упрямый ублюдок.

Нирика подходит ближе и хлопает меня по плечу. Если он и чувствует напряжение в моих мышцах, то виду не подает.

— Прости, — говорит он. — Я понимаю больше, чем все эти идиоты когда-либо поймут. Но мы не принадлежим миру, который клялись защищать.

Прежде чем я успеваю ответить, другой голос прорывает гул ударов и крики бойцов вокруг.

— Аэлрик.

Я резко оборачиваюсь. Старейшина стоит у подножия ступеней Синода, а его белый, невидящий взгляд устремлен прямо на меня. Даже в тусклом свете заката его присутствие невозможно не заметить. Тренировки вокруг постепенно останавливаются, воины украдкой смотрят в его сторону.

Я сжимаю челюсть, пытаясь контролировать выражение лица, и склоняю голову.

— Старейшина.

— Иди, — он жестом приглашает меня войти в Синод, держась за рукоять черной трости из адамаса своей скрюченной, почти искалеченной рукой.

Это не просьба. Я медлю, почти тянусь к рукояти меча, когда ужасающая, пугающая мысль захватывает разум: «Он знает».

Нирика ничего не говорит, но я чувствую его взгляд, прожигающий спину, когда шагаю вперед, следуя за Старейшиной. Мы сразу сворачиваем вправо: не к подземелью, а к храму. Я прищуриваюсь, глядя на старика, который идет мучительно медленным шагом. Стук его трости о каменные стены и шарканье ног — единственные звуки в темном коридоре.

Его тело все еще хранит следы былой силы, но время вырезало глубокие морщины на лице и отняло уверенность в походке. Его руки, когда-то твердо державшие меч, теперь искривлены возрастом и ранами, а суставы опухшие и грубые. Но в его спине все еще чувствуется стержень, а во взгляде — сталь, даже если тело уже предает.

Он — глава Синода и Вознесенных. Его слово — закон, его суждения — неоспоримы, а его сила — безмерна, хоть никто из живущих не видел, как он ею пользуется.

Мы сворачиваем в Святилище Исчезающего Света, когда достигаем храма Старейшина оставляет свою трость у двери, а я обнажаю меч и кладу его рядом. Здесь не разрешается носить оружие.

В большом зале тихо, но не пусто. Воздух насыщен запахом воска и старого камня, а мерцание сотен свечей отбрасывает беспокойные тени на резные стены. Я знаю их точное число — четыреста тридцать одна. По одной свече на каждого живого Альтора. Но от пола до потолка тянутся тысячи и тысячи погасших свечей. Они стоят в мрачными, безмолвными рядами от одного конца зала до другого — безмолвная летопись почти тысячелетней войны. Большинство из них высокие, едва оплавленные. Это свечи молодых воинов — доказательство того, как коротки наши жизни.