Онлайн книга «Ненаписанное богами»
|
Но даже это не могло подготовить меня к тому аду, который я испытал, почувствовав на идеальной, гладкой коже Маэры отметины от огня. Особенно теперь, когда я знаю причину. Мои родители пытались стереть не Маэру, а Брилин. Все потому, что я был глупым и эгоистичным мальчишкой. Мне следовало дождаться момента, когда проявятся способности Альтора, и отложить близость с ней. Дрожащими пальцами я провожу по неровным линиям кожи. Ожоги, шероховатые на ощупь, контрастируют с теплом, исходящим от ее тела. Шрамы, холодные и безжизненные, вызывают болезненный спазм в животе. Каждый ее рубец оставляет на мне клеймо, выжженное виной, а не огнем. Горло сжимается, ком внутри поднимается так высоко, что не дает вздохнуть. Я закрываю глаза и пытаюсь взять себя в руки, но вижу только пламя. Думаю о том, как им было больно — Маэре и ее семье — и о том, что я мог это остановить. Должен был. — Аэлрик. — Мое имя звучит так властно, что я резко открываю глаза и сразу же опускаю их, пытаясь рассмотреть шрамы. — Смотри на меня, Аэлрик. — Она садится мне на грудь, заслоняя их, и обхватывает ладонями мое лицо. — Это моя вина. — Я резко поднимаю глаза и сжимаю пальцы на ее бедрах, готовясь оттолкнуть. — Почему это твоя вина, Аэлрик? — Ее брови хмурятся, и она крепко сжимает ногами торс, будто точно знает мои намерения. — Это ты запер нас в хижине? Ты зажег факел? Или поднес его к соломенной крыше? Я вздрагиваю. Образы, которые всплывают в памяти, превращаются в кошмар наяву. — Нет, — твердо отвечает она за меня. — Тебя даже там не было. Ты был за тысячу миль отсюда, в Эдессе. Как это может быть твоя вина? — Мы должны были подождать. — Подождать с чем? — С сексом, Маэра! Было глупо заниматься сексом перед отъездом в Кузницу тем летом. Ведь мы оба знали, что однажды я могу проявиться как Альтор. В ее прекрасных глазах вспыхивает гнев. Руки, которые до этого мягко вырисовывали круги на моей груди, сжимаются в кулаки. — Если бы мы не занимались сексом, у нас не было бы Бри, — говорит она, морща уголки глаз, в которых плещутся смятение и печаль. — Как ты можешь сожалеть нашей дочери? Святая Серефель, я все делаю неправильно, а то, что она сидит у меня на груди, совсем не помогает сосредоточиться. Я поднимаю ее, усаживаю на кровать и встаю, прежде чем она успевает возразить. Хватаю тунику с пола, но настолько взвинчен, что не могу надеть ее. Вместо этого начинаю метаться по комнате, сжимая ткань в руках. — Я не сожалею о Бри! Как я могу? Она — совершенство. Я сожалею о том, что моя семья сделала с твоей. О том, что ты была одна. Черт, как же я сожалею, что ты была одна. Ненавижу, что меня не было рядом, чтобы массировать тебе ноги или приносить сладости, когда ты была беременна. Мне больно от того, что я пропустил рождение Бри, ее первые шаги, первое слово и все, что было потом. Меня разрывает на части мысль о том, что я пропущу все, что ждет ее впереди. Меня терзает мысль обо всех ночах, которых я лишился с тобой, о тысячах поцелуев и бесчисленных прикосновениях, украденных у нас. «Сожалею» — слишком мягкое слово, чтобы описать то, что я чувствую, Маэра. Чувствую по поводу того, что не смог защитить тебя тогда. И не могу защитить сейчас. Маэра смотрит на меня с приоткрытым ртом и широко распахнутыми голубыми глазами. Она тянется ко мне, и в этой небольшой комнате ей не нужно прилагать усилия, чтобы сократить расстояние. Я дрожу от ярости и бессилия, но иду. Клянусь богами, я не способен отказать этой женщине ни в чем. |