Онлайн книга «Фабрика воспоминаний»
|
Понятие собственности не применялось ни к материальным благам, ни к духовным связям. «Не оставлять следов» — такова была концепция сообщества. Создаваемые ими произведения искусства, чтобы иметь право так называться, должны были сохранять эфемерность, что, возможно, и побуждало членов общины отрицать биологические связи. В графе «Отец» любого свидетельства о рождении ребенка неизменно ставился прочерк. Вероятно, в Сан-Франциско тревожились из-за ежегодного увеличения количества матерей-одиночек, однако строгая мораль была не в чести, и потому власти предпочитали закрывать на это глаза. Соответственно, фамилия наследовалась по материнской линии, а «Общество какофонии» было матриархальным, хоть и не претендовало на звание феминистического. Более того, подобные термины не вызывали особого трепета среди его участников, поскольку сами по себе являлись символом собственничества. Роуз затруднялась сказать, каким ей видится детство, проведенное в компании этих какофонов. Любовь она получила в избытке, но подлинной близости с ними не чувствовала. Уже в подростковом возрасте Роуз не разделяла их воззрений, ее мечтой были танцы и театр. Они устраивали уличные шоу, например «Сантанархию»: переодевшись Санта-Клаусами, отправлялись в поход по окрестным барам; она же грезила о большой сцене. Роуз вспомнила один особенно странный день — полуголая, она ехала по городу на трамвае в компании взрослых, тоже обнаженных. Для них был важен перформанс, тогда как ей хотелось одобрения и тепла, и она страдала оттого, что не находила поддержки у этих людей, которые, разумеется, ненавидели Бродвей, Голливуд «и все театральное производство, самодовольное, выхолощенное и ханжеское, которое сбивает мир с толку». Поэтому, когда Роуз было то ли шестнадцать, то ли семнадцать, она восстала против этих прирожденных бунтовщиков и отказалась участвовать в их поездках в пустыню, которые они стали называть «Бернинг мэн» — «Горящий человек». Лишь Джойс, одна из основательниц общины и лучшая подруга ее матери, понимала Роуз и принципиально отказывалась заглушать ее порывы. Джойс очень помогла Роуз в тот период, записав на уроки пения и танцев. На своем старом пикапе, превращенном друзьями в автомобиль будущего, она возила девушку на противоположный конец города и даже поощряла ее ходить на кастинги, хотя самой Джойс была противна одна мысль о них. То, что мир крутится исключительно вокруг оси постоянного псевдосоревнования, вызывало у нее отвращение, но Роуз она об этом не говорила. При этом Роуз была единственной, кого бросила родная мать. В отличие от нее все прочие дети становились сиротами либо по причине каких-то трагедий, либо передозировок, приведших к смерти, либо самоубийств. «Общество какофонии» продуцировало исключительно счастье и ничего кроме счастья. Ситуация Роуз оказалась более щекотливой. Однажды ее мать Вики просто ушла из общины. Она обрела новый идеал в лице некоего музыканта и решила мотаться с ним из города в город. «Да здравствует панк!» в чистом виде. Роуз не могла забыть день, когда Вики вычеркнула ее из своей жизни. На плечах матери блестела черная куртка-косуха, на руках красовались белые кружевные перчатки, в ушах и на губах сверкал пирсинг, а на запястьях золотые браслеты, светлые кудри были перехвачены черной повязкой с бантиком. Роуз до сих пор помнила ярко-красный рот и густо накрашенные ресницы матери. К дому подкатил раздолбанный туристический автобус, и Вики запрыгала от радости. Водитель посигналил, Вики метнулась на кухню, подхватила сумку, из которой торчали вперемешку трусики, ожерелья и шарфы, и, едва взглянув на дочку, помчалась навстречу своему барабанщику Джиму. Он вышел из автобуса, пожевывая жвачку, глаза его были ярко подведены, кожаная куртка испещрена металлическими заклепками. Когда Вики бесшумно затворила за собой дверь и подлетела к Джиму, тот поднял указательный палец и мизинец, высунул язык и без всякого стыда поцеловал Вики. Они вместе заскочили в автобус, и тот немедленно тронулся под аккомпанемент громкой музыки, тарахтения двигателя и звуков выхлопа. |