Книга Нелюбимая жена-попаданка для герцога, страница 35 – Ульяна Соболева

Особенно по утрам, когда я только просыпалась, в полубессознательном состоянии шлёпала к умывальнику, а он уже сидел на сундуке, как статуя древнего оракула, и ждал, чтобы начать утренний обмен колкостями.

— Ты бы хоть волосы расчёсывала, прежде чем людей пугать, хозяйка, — фыркал он, лениво облизывая лапу.

— А ты бы хоть раз рот прикрыл, прежде чем комментировать мою внешность, шерстяной судья.

— Это не рот, это рот авторитета. Кота, между прочим, уважаемого.

— Уважаемого кем? Твоими тараканами на кухне?

— Они хотя бы слушают. Не то что ты.

— Ишь, хвостатый лидер мнений. Может, тебе табличку повесить: «Тут правит кот»?

— Повесь. Только не забудь приписать: «С хозяйкой, которая всё равно слушает меня...А еще я много знаю».

— Кто много знает, тот мало живет.

— Не угрожай коту! Я, между прочим, единственное звено связывающее тебя с прошлым!

- ОЙ, не надо меня ни с чем связывать. Мне и тут хорошо.

Но я, представьте себе, задумывалась, что он, может, и прав. Потому что Василиус — это не просто кот Это воплощённое ехидство с хвостом, знаток драм, мастер сарказма и обладатель таких интонаций, что Шекспир на том свете нервно курит в тени.

Вот мы как раз спорили, кто прав в недавнем увольнении повара за тухлое мясо (я — за чистоту, он — за аромат), когда в дверях моего кабинета появилась служанка Мартина — та самая, что ещё недавно смотрела на меня, как на икону, а теперь —как на икону, которая шевелится.

— Миледи, простите... — она смущённо переминалась с ноги на ногу, взгляд в сторону, — а вы сейчас... с кем говорили?

Я подскочила от неожиданности. Василиус, как приличный подлец, в тот же миг притворился подушкой. Ни звука. Ни шороха. Только хвост аккуратно скользнул под лапу, и всё — самая безмолвная невинность в этом проклятом замке.

— Я... молилась, — выпалила я, перекрещиваясь так быстро, что святые наверняка на том свете моргнули.

— А... — Мартина нахмурилась, — я просто... слышала второй голос. Мужской.

Такой... ворчливый.

Я выпрямилась, скрестила руки и посмотрела на неё так, как будто она только что усомнилась в том, что у меня две почки.

— Тебе, Мартина, показалось. В следующий раз — перекрестись и иди работать.

Голоса в голове — это от недомытых полов и слабого чая.

Та кивнула, споткнулась о порог и поспешно исчезла.

Я медленно повернулась к коту, который всё ещё изображал клубок безмолвия.

— Василиус... ты уволен.

— Уволь меня ещё раз, я попрошу выходное пособие в виде тунца, — мурлыкнул он лениво и закрыл глаза.

— Следующий раз — зашью тебе пасть шелком, благородный ты наш оракул.

— Только если золотыми нитками, хозяйка. Я — аристоккот.

Я закатила глаза так, что они чуть не укатились под стол, взяла перо и записала в блокнот: «Следить за котом. Подслушивает, спорит, выдаёт меня. Возможно, шпион Но пушистый».

И вот так, шаг за шагом, в этом каменном монстре, называемом замком, начинала зарождаться жизнь. Не пыльная, не надменная, не парадная — а настоящая, рабочая, шумная и живая. Да, я не родилась герцогиней. Да, я не умею кокетливо вздыхать за фортепиано. Но я умею организовывать, лечить и превращать хаос в порядок. А это, скажу я вам, в тысячу раз полезнее любого аристократического взмаха веером.

Когда замок наконец перестал напоминать филиал запущенной катакомбы и начал смахивать хотя бы на уставшую, но честную провинциальную клинику — с вымытыми полами, травяным ароматом в воздухе и выдрессированными слугами, — я поняла, что пора взяться за следующее: мужа. Точнее, за его отсутствие. Он исчез, как пар из-под настойки чабреца — внезапно и с полным равнодушием к тому, что у него тут между прочим, жена, замок, народ и бюджет в состоянии глубокой комы. Ни записки, ни сообщения через Агнессу, ни даже записанного воробья с пергаментом в клюве — ничего. Только слухи, шепоты и один из его людей, постоянно маячащий на задворках с лицом преданной, но глухой мебели. Я его и призвала.