Книга Василиса Предерзкая, страница 64 – Маргарита Блинова

На поляне все осталось, как было, только брошенный без присмотра костер успел немного потухнуть, а останки каши намертво пристать ко дну котелка.

При нашем появлении Майка встряхнулась и подняла голову, а Бергамот вдруг по-волчьи припал на передние копыта, оскалил зубы и пошел в лобовую атаку.

– Ой! – Мальчишка шарахнулся за мою спину.

– Не бойся. Это просто лошадка, – уверенно соврала я.

Но единорог отказывался быть просто лошадкой. Выставив рог вперед, он издал нечто среднее между глухим хрипом и рычанием и воинственно двигался на нас.

– Бергамот? – растерянно позвала я, мысленно листая конспекты по теме «Одержимые животные», а потом решительно тряхнула головой и взяла себя в руки.

Ну что я, в самом деле?! Какие еще одержимые кони и страдающие бешенством единороги?

Приблизилась сама, схватила Бергамота за уздечку и потянула чудо-коняшку в сторону.

– Не знаю, что на тебя нашло, дружок, но давай-ка до возвращения Володара ты постоишь вот тут и подумаешь о своем поведении.

Единорог фыркал, недовольно косил на менячерным глазом, пару раз даже попытался вырваться, но я была непреклонна.

А едва справилась с этой задачей, как с противоположной стороны от лагеря послышалось протяжное:

– Миха-ась…

– Батя! – возрадовался мальчишка.

– Стой! – успела крикнуть я, а вот сцапать сорвавшегося с места ребенка уже нет.

* * *

Сопровождаемая насмешливым «иго-го» от Бергамота, я оставила нашу елочку и костер далеко за спиной, пробежала по примятой траве и с разбегу влетела в мокрую стену кустов лещины. Мысленно взвыла, когда парочка особенно холодных капель юркнула за шиворот, получила смачную оплеуху от ветки, но упорно продолжила ломиться вперед на долетающие сквозь преграду голоса.

– Сынка, ты жив! – радовался неизвестный мне отец.

– Батя-а-а-а, – рыдал сорванец.

Вырвав из захвата кустов край куртки, я вывалилась на небольшую прогалину среди елочек и поняла, что детские счастливые рыдания где-то в десяти шагах от того места, где я стояла. С противоположной стороны кустарника.

– Серьезно?! – возмутилась я этакой несправедливости.

Оценила еще разок густую растительность, попыталась найти хоть какой-то просвет среди крепко сплетенных друг с другом ветвей и смирилась с мыслью, что повторно сей подвиг не потяну.

Махнув рукой на преграду, я побежала вперед, справедливо полагая, что лещина не может быть вечной. Где-то обязательно найдется или просвет, или конец. Но, обогнув препятствие и вернувшись обратно, я поняла: здесь никого нет. Ни мальчика с ожившим отцом, ни их следов, ни даже намека на то, что они вообще когда-то были.

– Та-а-ак… – пробормотала я, уже догадываясь, почему единорог Володара так воинственно скалил зубы.

Сформировала поисковое заклинание, отправила маленькую змейку вперед и… никого не обнаружила.

– Ну ты и наглый! – то ли ругнулась, то ли восхитилась я проделке нечисти и побежала обратно к лагерю.

Все это время меня дурил аук – крайне интересный представитель нечисти, разновидность проказливого лесного духа.

Ауки обожали шутить над заплутавшими в лесу грибниками, усталыми охотниками или испуганными детьми, отзываясь на крик «Ау!» со всех сторон леса. Это именно они заводили и бросали путников в таких непролазных местах, куда леший не совался. Это они дурили голову скоту, заставляя отбиваться от стада и бежать на поиски глубокого оврага.