Книга Королева праха и боли, страница 78 – Лив Зандер

Я лишилась дыхания.

Невозможно.

Все вновь обрело смысл, во всей его ужасающей правде. Потому что нам нужен Эйлам, чтобы спасти ребенка, заживо запертого в моем животе.

– А ты вообще уверен, что твой брат придет? Три сотни мертвых… за пять вдохов. Но я что-то не вижу его нигде.

– Маленькая, он уже здесь, ловит каждый последний выдох. Я знаю своего брата и знаю, что выводит его из себя. Смертные, самочинно прерывающие свои жизни?.. О, это спровоцирует Эйлама, как ничто другое, независимо от источника данного… побуждения.

– Ах, какую шумиху он поднял в том борделе в Айренсти, когда я… побудил одну милашку перерезать себе горло, – добавил Ярин. – Она, кстати, оказалась ужасно скучной. Вечно рыдала. «О-о-о-о, у-у-у-у, мой бедный мертвый мальчик. О-о-о-о, у-у-у-у».

Повисла тишина ожидания. Время растянулось, оно текло медленно-медленно. Двигалась только моя холодная рука, ласково проводящая круг за кругом по плоскому животу.

Холодная – из-за людей.

– Тогда почему ты вообще остановился? – спросила я Еноша. – Едва ли ты нуждаешься в моем разрешении.

Глубоко вздохнув, Енош ткнулся лбом в мой лоб:

– Ты знаешь почему.

Потому что он хотел моей любви.

Отсутствие одного может угрожать другому.

Страх скользнул по моей спине. Мне дико хотелось скорчиться, съежиться от осознания того, что у меня даже нет выбора. Ничто не даст мне того, чего я хочу, вот так запросто избавив мою измученную совесть от бремени множества чудовищных смертей.

Нет, не даст.

Потому что, хотя моя искренняя любовь и вправду нужна Еношу как воздух, этого нельзя сказать о моем благословении. Один шепоток Ярина – и я буду радостно хихикать, глядя, как костяной клинок впивается в чужое теплое запястье. Иначе зачем они переглянулись тогда?

Я сделала глубокий вдох, очищая разум.

Енош ко многому принудил меня – и отобрал у меня вдвое больше без всяких благословений и разрешений. И то, что сейчас он пытается добиться моего понимания, вместо того, чтобы взять и лишить меня этого мешающего всем сострадания, бунтующего в моей груди…

Это многое значило для меня.

Так что, если я действительно буду сидеть сложа руки и смотреть, как разворачиваются события, я стану от этого виноватой? Злой? Грешной? Порочной? Какая мать не сделала бы все, что в ее силах, дабы вернуть своего ребенка? Так почему бы не ценой тех, кто отнял его?

Кроме того, если эти семеро мужчин – все, что требуется, чтобы убедить Эйлама? За два-три дня мы доберемся до верховного храма, убьем тех, кто защищает первосвященника, потом убьем его – и вернемся домой.

И я вернусь.

Живая.

Беременная.

И все будет кончено.

Я глубоко вдохнула, чтобы воздух заполнил всю грудь, не оставив в ней места для жалости.

– Хорошо.

– Я так тебя люблю, – хрипло произнес Енош. – М-м-м, Ада, я знаю очень и очень много, но понятия не имею о том, как растить ребенка. Ты научишь меня, да?

– Да, – я слабо улыбнулась, забавляясь мыслью о боге, меняющем грязные пеленки. Енош почти не ест. Несомненно, у него весьма мало опыта «общения» и с испражнениями, если вообще есть хоть какой-то. – Ты уверен, что Эйлам покажется?

Еще один поцелуй в висок, и его серебряные глаза нашли мои:

– О да, он покажется. И тогда мы потребуем вернуть твое дыхание жизни, да?

Где-то за ребрами опять возник слабый трепет.

– Да.