Книга Королева праха и боли, страница 74 – Лив Зандер

Мы с Еношем хором вздохнули, потом я сказала:

– Да. Дядюшкой.

– Я буду присматривать за маленьким богом или богиней, пока вы двое… убиваете священников или… еще как-нибудь развлекаетесь в городе время от времени, – пробормотал он. – Дядюшка Ярин. Мне нравится, как это звучит.

А мне вот не нравилось, но теперь с этим ничего не поделаешь, верно?

– Что может пойти не так, с сумасшедшим-то дядей?

– Точно. Кстати, раз уж мы заговорили о безумии… О, как прекрасно ты выглядишь, Ада, когда волосы твои украшают перья, а не глина. – Ярин взял меня за руку, обвел вокруг мертвого солдата, остановился на пятачке, не затронутом смертью, и запечатлел на моих костяшках нечто вроде поцелуя. – М-м-м, несомненно, великолепна, жена моего брата. Но – черное?.. Нет, правда, в этом цвете нет жизни. Если бы ты была моей женщиной, я бы одевал тебя в тончайшую парчу, расшитую золотыми нитями.

Енош оттолкнул руку брата и привлек меня к себе.

– Если бы она была твоей женщиной, которой она не является, она бы наложила на себя руки.

– Да-да-да, но на похоронах была бы одета куда лучше. – Ярин шагнул к еще шевелящейся горе трупов и опустился на ворсистую лежанку, появившуюся из ниоткуда и вставшую прямо на судорожно подергивающиеся тела, проткнув их ножками и усугубив последние муки солдат. – Между нами, Енош, я никогда больше не лягу в постель с теплой женщиной. Я отрекся от них! Это делает угрозу Эйлама убивать всех шлюх прежде, чем я хотя бы прикоснусь к ним, просто неприменимой. Ну, и я мог бы также принять участие в этом вашем… гммм… божественном мщении, крестовом походе, вечеринке, ну, или как это вы там называете.

Енош стиснул зубы:

– Если настаиваешь, братец. А чтобы от тебя была хоть какая-то польза, присмотри, по крайней мере, за моей женой, пока я зову нашего третьего. – Он поднял меня над ковром из трупов, посадил на кушетку рядом с Ярином, после чего наклонился и угрожающе прорычал: – Присмотри. Не трогай.

– И не собирался. Хотя бы потому, что твой собственнический инстинкт так велик, что вполне может прикончить и бессмертного. – Едва Енош со вздохом отвернулся, Ярин сотворил золотое блюдо с фруктами и протянул его мне: – Голодная? Ой, я забыл. – Он отшвырнул блюдо так, что яблоки застучали по черепам, а виноградины рассыпались по обмякшим телам. – Ты же мертвая. От еды тебе никакого проку. Приношу свои извинения.

А Енош меж тем подошел к связанным мужчинам:

– На колени.

По его приказу все семеро рухнули на колени перед трупами, выстроившимися меньше чем в десяти шагах от кушетки. Страх метался в глазах живых, глаза расширились, подбородки дрожали. Один из них – наверное, оруженосец, еще не видевший своего пятнадцатого лета, – обмочился, штаны у него в промежности потемнели.

– Такой молодой. – Вид румяных щек, рдеющих прыщей и реденькой светлой поросли на подбородке паренька породил неприятную – и совершенно неуместную – пустоту у меня внутри. – Что Енош с ним сделает?

– То, что разозлит Эйлама, как ничто другое, – Ярин коварно ухмыльнулся. – Они никогда не ладили, эти двое. Видишь ли, Ада, Эйлам жутко раздражается, когда мы обрываем жизнь смертного раньше положенного срока, потому что это как-то влияет на него, хотя как именно, мы так и не поняли. И есть лишь одна вещь, которая бесит его еще больше…