Книга Королева праха и боли, страница 106 – Лив Зандер

А еще это означает, что я должна поторопиться и поскорее найти папу. В лесу нас пока не заметили, но храм, вероятно, в этот самый момент как раз выпустил голубей с приказом к вышеупомянутым солдатам прибыть сюда. С армией мы с Еношем справимся, но только вместе.

– Или это может означать, что они уже мертвы. – Я ухмыльнулась, приготовив кинжал специально для него: с рукоятью, украшенной виноградными лозами. Хотя, может, и не украшенной, но я старалась, как могла. – Я пришла, чтобы вести переговоры, в которых мой муж мало заинтересован. Поэтому я прибыла сюда одна, но уйду отсюда вместе со своим отцом.

Эхо громыхающих по мрамору сапог огласило коридор, и в круглую комнату ворвалась толпа солдат. Я насчитала около шестидесяти. В кольчугах и белых плащах, украшенных Солнцем Хелфы, они окружили меня, стискивая эфесы мечей.

Первосвященник Декалон откинулся на спинку своего кресла и сложил пальцы домиком:

– Или вообще не уйдешь.

Незаметно для смертных я расставила зависшие в воздухе кинжалы над самой землей, нацелив их остриями на шестьдесят одну шею и один живот.

– Приведи моего отца. Позволь уйти отсюда с ним, не причинив нам вреда, и я смогу убедить мужа пощадить твою душу.

– Вы слышите эту женщину? – В смешке старика прозвучало столько высокомерия, сколько я и в голосе Еноша никогда не слышала. – У тебя слишком много требований.

– Мой муж говорит то же самое.

Меж нами повисло напряженное молчание, потом его недовольная гримаса сменилась кривой улыбкой, от которой все внутри перевернулось.

– Боюсь, я не могу на это согласиться. Видишь ли, дорогая Аделаида, твой отец так и не переступил порога этого храма, поскольку захлебнулся собственной кровью по пути сюда. Насколько я понимаю, священники оставили его тело на обочине. Увы.

Захлебнулся собственной кровью.

Оставили на обочине.

Сердце мое упало, разбившись вдребезги.

К горлу подступили рыдания, болезненно сдавливая грудь тем сильнее, чем старательнее я пыталась сдержать их. Старик, никогда никому не сделавший ничего плохого, а они просто… бросили его, даже не похоронив, злые, подлые смертные!

Шестьдесят два костяных кинжала под моим платьем тряслись, потеряв цели, тряслись от моего гнева, от моего отвращения к этим… этим чудовищам, настолько мерзким, что…

Нет. Я должна успокоиться, пока не задрожала земля, тем самым выдавая меня.

Только вот… Все вокруг оставалось спокойным, кроме тех костей, что были при мне, и от осознания этого меня пробил холодный пот, заструившийся по спине. Взгляд заметался по помещению, отделанному полированным мрамором.

Ни единого осколка кости.

Ни крошечки.

Ни пылинки.

Я сделала глубокий вдох, не обращая внимания на резкий сосновый запах, раздражающий дыхательные пути. Тем больше причин собраться и покончить с этим раз и навсегда. Неважно, насколько дотошно они избавлялись от старых костей – я собиралась получить в свое распоряжение новые.

– Мой муж был прав. – Шестьдесят один кинжал застыл, терпеливо дожидаясь моей команды. Последний, шестьдесят второй, я медленно переправила в свой сжатый кулак. – Ты воистину страшный, омерзительный подлец, полный зла и порока.

Первосвященник ухмыльнулся:

– Взять ее, в цепи и на…

Костяные кинжалы проткнули шерстяную ткань платья, свистнули в воздухе – и вонзились в шеи солдат. Только и слышны были глухие стуки да звонкий лязг оружия: это тела убитых один за другим падали на мраморный пол.