Книга Король плоти и костей, страница 41 – Лив Зандер

– Мне он дорог потому, что это цвет твоих глаз – цвет моря между Килафскими горами до того, как тамошняя земля раскололась и затонула тысячу лет назад. – Рука его огладила изгиб моего бедра, и тысячи черных перьев всколыхнулись, когда он поднялся. – Но – да, смертные сочли бы его бесценным.

Я никогда не носила ничего ценного, ничего дорогого. И сама не представляла ни для кого никакой ценности – ни для кого, кроме папы, хотя овдовевшая дочь – тяжелое бремя. Мужья щедры лишь когда сеют семя, зачиная детей, но когда в дверь стучится повитуха, они крайне скупы. И то, что некоторые полагали, что мое бесплодие может быть заразным, делу нисколько не помогало…

Енош накинул прямо на голое тело черный кожаный камзол с высоким воротом и костяными пуговицами, вырезанными в виде черепов.

– Пора.

У подножия помоста заклубилось облако костяной пыли. Облако быстро уплотнялось, принимая легко узнаваемую форму лошади. Вначале возник скелет (при этом моя цепь, лежавшая на ступенях, рассыпалась), скелет обтянула тонкая кожа, кожа покрылась тусклой волосяной порослью, поросль обернулась лоснящейся смоляной шкурой.

Я встала, отряхнула подол, расправляя черные перья платья.

– Что это?

– Ярин ждет нас.

У меня душа ушла в пятки:

– Нас? Ты… ты берешь меня с собой?

– Я предпочитаю, чтобы ты была под боком, там, где я смогу за тобой присматривать. Это лучше, чем, вернувшись домой, обнаружить разбитый ошейник и разбросанные по двору куски трупов. – Он подошел ко мне (царственное лицо в обрамлении иссиня-черных волос), заключил в объятья и прошептал: – Будет больно всего секунду, маленькая моя.

Сердце мое споткнулось – и тут же подпрыгнуло к самому горлу.

– Нет, пожалуйста, Енош. Не делай этого…

– Ш-ш-ш-ш… – Тепло окутало меня, внушая одеревеневшим мышцам ложную легкость. – Как только вернемся, я все исправлю.

Кр-р-р-ак.

Затрещали, ломаясь, кости.

Боль, пронзив голени, ударила в голову, обожгла плоть, едва не лишила сознания. Я пошатнулась, захрипела, втягивая в себя воздух, захлебываясь собственной слюной и…

– Все-все-все. Я уберу боль.

Енош поймал меня, снес на руках с помоста и посадил на спину лошади.

Я подтянула шлейф платья, и кислая желчь подкатила к горлу при виде костяных шпор, впившихся изнутри, до желтизны растянувших кожу на моих голенях.

– Ничего другого мне и не следовало от тебя ожидать, гребаный ты ублюдок!

Он усмехнулся, и эхо подхватило этот смешок, разнося его под костяными сводами. Миг – и Енош грациозно вскочил на лошадь, устроившись за моей спиной, и чуть ли не промурлыкал, уткнувшись мне в шею:

– Если моя женщина хочет, чтобы мой член оказался в ее задике, ей стоит только сказать, и я сделаю все возможное.

Впрочем, это была всего лишь угроза; он ласкал меня, приводя в состояние тупой покорности, замедляя и выравнивая биение сердца. Как же я его ненавидела – и даже не за то, что он сломал мне ноги, а за то, что унял гнев, пульсирующий в моих венах, превратив его в неясный зуд.

Слабый и при этом успокаивающий.

Ублюдок.

Енош обвил руками мою талию, прижимая к себе, что было в общем-то хорошо, поскольку я никогда не умела толком ездить даже в дамском седле, а тут седло отсутствовало вовсе.

– Мы поскачем по лугам, по которым, по твоему утверждению, ты так жутко скучаешь.

– И увидим небо, которое, как ты обещал, я никогда больше не увижу.