Книга Спи, милый принц, страница 85 – Мэй

Похоже, сейчас он читал свой очередной шедевр.

– Айдз, – негромко сказал Николас, – ты же знаешь, что говорят… я втёрся в доверие из-за твоего высокого положения. А ты сам так не думал? Ну хоть раз. Мимолётно.

Николаса обожгло негодованием Айдена, и он с облегчением понял, что нет, у друга подобной мысли не мелькнуло.

Он мог бы не отвечать, но Айден сказал:

– Мы с тобой вместе колдуем. Я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь.

Не то чтобы это было сложно, Николасу порой казалось, что он вообще себя не знает, но вслух говорить не стал, тем более Айден отвлёкся на стихи, и Николас тоже прислушался.

Некоторые принцы не становятся королями, вещал Квентин. Не достигают величия, но сохраняют имена в балладах. Их отцы правят, а им достаются поцелуи прекрасных дев и перетёртые кости воображаемых монстров, что складываются в их собственные саркофаги.

И если ещё можно было подумать, что строки о каких-то случайных принцах, то Квентин ввернул и надпись на склепе Равенскортов: «Помни о том, что мы жили».

Может, таким образом Квентин хотел поддеть Айдена. Или был непроходимо глуп и не подумал, что и при ком читает. Но Айден вспомнил Конрада, принца, что должен был стать однажды императором, но никогда не станет. Выражение лица Айдена оставалось непроницаемым, но в Николасе отразились его боль и беспокойство. Потому что Роуэн тоже слышал. Роуэн, который периодически путался и считал, что Конрад жив, и раз за разом переживал его смерть.

Роуэн притих, сцепил пальцы на коленях и уставился на них, не поднимая головы. Его плечи едва заметно подрагивали.

Сраный Квентин! Всё шло хорошо, а теперь по Бездне.

Вскочив на ноги, Николас подошёл к центру комнаты, картинно разведя руками и прерывая Квентина на середине строчки:

– Квентин, дружище, ты меня аж вдохновил. Давай ты отдохнёшь, пока ещё лишнего не наговорил, а стихи почитаю я.

Квентину ужасно не понравилось, что его прервали, он метнул на Николаса злобный взгляд, посмотрел на Кассандру. Она хозяйка салона, последнее слово за ней. Уголёк поднял голову, заинтересованно пробуя воздух языком.

Лицо Кассандры оставалось невозмутимым, но глаза её горели:

– Мы так давно не слышали новых творений лорда Харгроува, что сложно отказать.

Побагровев от ярости, Квентин отступил. А Николас подумал, что нужно выдать что-то яркое, чтобы дурацкие предыдущие стихи стёрлись из памяти.

– Гм, что бы такого прочитать, – задумался Николас, и это было наигранным лишь наполовину.

В Академии он писал много стихов, менял их на шоколад и другие милые вещицы. Часть не записывал или терял. С появлением Айдена стихов стало больше, потому что Айден заявил, их надо сохранять. Он вытаскивал листы бумаги, завалившиеся под кровать, собирал разбросанное по столу и всё относил в общую стопку.

В Кин-Кардине стихов сначала не было, дознавательская работа оказалась интересной, но поглотила полностью. Николас всё равно порой ощущал зуд в кончиках пальцев, и как-то поймал себя на том, что идёт сквозь туман, и в свете тусклых зачарованных фонарей на улице в голове сами собой складываются строки. После этого он вернулся к стихам.

Посреди гостиной стоял низенький столик, Николас лихо на него запрыгнул, заставив несколько дам ахнуть и отшатнуться. Возвышаясь над собравшимися, Николас начал ходить по столу, чеканя шаг и под чёткий ритм читая стихи о том, как герой смывает кровь с рук, как его слепые глаза видят тьму, а сердце он запирает в клетку, полную высохших цветов. Он не собирается оставаться слишком долго, не собирается быть – слишком долго.