Книга Чернила и кровь, страница 191 – Мэй

Его мысли часто путаются. Он больше не пьёт снотворное, но не пошёл к лекарке. Я тоже не добавляю капли, хотя мог бы – вечерний чай зачастую единственный приём пищи за весь день, который он не пропускает.

Но уже ничего не исправить, можно только довести до конца.

Прости, Николас, но если нужно выбирать между тобой и уважением собственной семьи, я выберу последнее.

4 травня

В столовой я стоял вместе с Аароном, делился опасениями и заявил:

– Я боюсь, он на грани срыва.

Аарон смотрел за мою спину, и я знал, что Николас как раз должен был подойти. Он точно слышал, что я сказал. Но позже за день не упомянул об этом. Надеюсь, он хотя бы понял, что я имел в виду. Его магия то и дело срывается сырой, но взгляд иногда такой пустой, как у спящего на ходу.

Вечером он сидел и тёр виски, я так понял, у него постоянно болит голова, но я счёл нужным заметить:

– В тебе что-то не так. В тебе есть что-то неправильное.

– Отвали, а, – прошипел он.

Я благоразумно замолчал, но завтра я доведу дело до конца. Экзамены по магии всё ближе, мне ещё нужно успеть подготовиться в другой связке.

6 травня

Я не смог вчера ничего написать.

Я облажался.

Но нужно собраться и попробовать изложить события. Чтобы привести в порядок собственные мысли.

Как же я облажался.

Я выбрал удачный день. Николас завалил урок Саттона, магия его совершенно не слушалась. Я видел, как хмурился Саттон, если бы я протянул хоть немного дольше, он бы сам отправил Николаса в лазарет. А мне лишние проверки не нужны, я понятия не имею, можно ли определить следы тех капель. Зато не сомневаюсь, что это запретное зелье.

К вечеру Николаса аж потряхивало, и я решил, что магия – удачный повод. Не помню точно, что я говорил, это был длинный монолог. Что-то вроде:

– Я надеялся, что мы с тобой сдадим магию, а ты даже собственную держать в узде не можешь! Какая тут связка? Я даже пробовать её с тобой боюсь. Ты же нестабилен. Ты разочаровал меня.

Он стоял рядом со своей кроватью, обхватив себя руками, и на последней фразе вздрогнул. Как-то неловко взмахнул рукой, и сырая магия прожгла дыру на его простыне.

– Видишь! – воскликнул я. Пора было щедро плеснуть масла в огонь и довести дело до конца. Я даже почти верил в то, что говорил. – Ник, я больше не могу отрицать очевидное. Ты сумасшедший. Тебе место в доме для умалишённых. Может, поэтому и отец тебя ненавидит. Ты ненормальный.

– Заткнись, Байрон… заткнись!

– Не желаю я молчать. Ты ведёшь себя как придурок и отрицаешь очевидное. Ты – сплошное разочарование.

– Заткнись, заткнись, заткнись!

Удар сырой магией сбил меня с ног, на миг дыхание перехватило.

Я звал на помощь, сбежались другие студенты, а вслед за ними преподаватели. Он выглядел совершенно ошалевшим и мало соображающим, что происходит. Когда попытался помочь мне встать, я отшатнулся, изобразил настоящий страх и истерику.

Потом его увели, меня осмотрели. Лекарка сказала, у меня больше шок, нежели правда причинён какой-то вред. Я заявил, что меня ударили сырой магией, но к моему удивлению, лекарка покачала головой:

– Тебя задело. Если удар и был на кого направлен, то только на себя.

Мне стало неуютно от этих слов. Я понял, почему даже чары с защитного артефакта не слетели – меня не от чего было защищать. По моему плану, он должен был стать иссохшим и поехать домой, а я написал бы отцу, что всё получилось. Я не хотел, чтобы Николас сам себе навредил.