Книга Баллада Пепла и Льда, страница 122 – Анна Платунова

И в первый же час после знакомства занес кулак над ее головой и сказал, что не рад ей. Так держать, Тайлер. Офигенски командирский поступок! Беспристрастность в полный рост!

С этого промаха все и пошло наперекосяк. Как соблюдать субординацию с той, кто прожигает тебя взглядом и смотрит с таким презрением, будто ты не командир, а пустое место? Она сразу дала понять, что подчиняться не намерена. Упрямая, своевольная, ершистая малявка! Отважная птичка с острыми коготками. Вела себя так, будто всерьез думала прогнуть меня под себя! Меня! Под себя!

И что мне было делать с этим? Сломать ее? О, я бы мог. Как на первом курсе меня, зарвавшегося первогодка, с хрустом через колено переломил эфор Трилль: пара дней карцера без света и еды, и становишься на удивление сговорчив. Всеблагой свидетель, я вел себя настолько мягко, насколько мог, с девчонкой, возомнившей о себе невесть что. Все же, что ни говори, большая часть вины лежала на мне — за то, что не сдержался и выплеснул ненависть, за занесенный кулак, за процеженное сквозь зубы: «Я тебе не рад».

Птичка-невеличка с надменно вздернутым носом стала моим личным наказанием невесть за какие грехи. Моим костром, на котором я сгорал день за днем. Не зря ее прозвали Пепел.

Тысячу раз я давал себе обещание взять себя в руки, держаться в рамках устава, даже не смотреть в ее сторону. И снова ловил себя на том, что глаза вопреки разуму и здравому смыслу отыскивают птичку-невеличку в толпе желторотиков. Она замечала мой взгляд и в ответ обливала презрением, кривила губы. И мне хотелось схватить ее и то ли вытрясти из хрупкого тельца это брезгливое равнодушие, то ли… поцеловать.

Я задрал лицо, подставляя его под студеные струи. По-моему, я скоро нахрен отморожу себе все органы, но и отлично! Потому как один орган после того, как я поцеловал Дейрон, категорически отказывался подчиняться приказам. Теперь я как полный придурок истязаю себя ледяной водой, но легче не становится.

В бездну! В бездну! В бездну! Уже одно то, что Дейрон — моя подчиненная, навсегда обрубало все попытки завязать отношения. Да только это — полбеды. Дейрон — дочь предателя. И, как бы я ни кивал в ответ на увещевания Яриса: «Дети не отвечают за поступки родителей, Тай!», в сердце помимо воли, помимо разума закипала жгучая злость.

Сколько ночей я провел без сна, уговаривая себя, пытаясь оправдать птичку-гордячку, примириться с тем фактом, что она — Дейрон. И не мог простить. Не мог, и все тут.

Я представлял себе ночь Прорыва и полковника, готовящего предательство. Он позаботился о собственной дочери, заранее отправив ее из гарнизона. Сохранил ей жизнь. Алейдис мчалась прочь, оседлав коня, в то время как мои родители, ничего не подозревая, собирались ложиться спать. Майя наверняка засиделась далеко за полночь. Она любила рисовать по ночам в затихшем сонном доме. Зажигала несколько магических лампад, доставала акварельные краски, альбом… Моя сестренка была талантливой художницей, собиралась поступать в ремесленное училище. Уезжая, я подарил ей самый большой набор акварели, какой нашел в нашем городке.

Как ей, наверное, было страшно, моей маленькой сестренке, в ту роковую ночь. И никого не было рядом, чтобы защитить.

Забывшись, я снова ударил и без того сбитыми кулаками о стену. Кафельная плитка треснула. Алые струйки крови смешались с водой. Я уперся лбом в холодную плитку, пережидая боль и радуясь ей. Это лучше, чем вспоминать голос Майи: «Мне так холодно. Обними меня». Я знал, что моей сестры больше нет. Но этот голос! Ее голос. Я тянул и тянул время, только бы снова услышать его.