Книга Хозяйка старой пасеки 2, страница 75 – Наталья Шнейдер

Что же касается права на подачу жалоб, то оное принадлежит всякому рутенскому подданному и может быть осуществлено в любую из вышестоящих инстанций, включая Губернское правление, Палату уголовного суда, Сенат и Собственную Ее Императорского Величества Канцелярию.

С истинным почтением пребываю

Вашего благородия покорнейший слуга

Кирилл Стрельцов, земский исправник'.

Я медленно сложила письмо, борясь с желанием порвать его в клочья. Сама виновата: нечего было пытаться переиграть исправника на поле, где он наверняка опытнее меня. Если перевести этот шедевр канцелярского слога на русский, хватило бы двух предложений. «Я работаю, как закончу — сообщу, что можно. Жалуйтесь хоть папе римскому, хоть в спортлото».

— Глаша? — спросила Варенька. — Что этот будочник тебе написал?

— Ничего. — Мои пальцы, словно против воли, прогладили на столе края письма, усиливая остроту сгибов. — Ничего серьезного.

Вот же…

Но как красиво он меня сделал, зараза этакая!

При этой мысли я рассмеялась.

— Глашенька, я сбегаю за нюхательными солями, — встревожилась девушка.

— Не стоит. — Я улыбнулась ей. — Правда не стоит. Я смеюсь над собой. Он прав, а я здорово сглупила.

— Надеюсь, ты не скажешь ему это? Мужчины должны чувствовать себя немного виноватыми, даже если абсолютно правы.

— Не знаю, кто тебя этому научил, но я с ним не согласна. Разве можно делать человека виноватым ни за что? Разве это справедливо?

— Но тогда ими совершенно невозможно будет управлять!

— Если я захочу кем-нибудь управлять, я прикажу оседлать мне лошадь, — ответила я чуть резче, чем следовало бы. — А с людьми я предпочитаю договариваться. Или хочешь, чтобы я попробовала твою идею на тебе самой?

— Она не моя! — На лице Вареньки огромными буквами читалось: «А меня-то за что?» — Но если договориться не получится?

— Если человек в принципе не способен договариваться, то и незачем иметь с ним дело, только и всего. — Я улыбнулась. — И хватит о высоких материях. Пойдем к Герасиму.

А то кое-кто опять скажет, что я порчу его кузину.

Герасим взял лист бумаги с прописями так осторожно, будто он был сделан из тончайшей золоченой фольги. Положил его на стол, бережно погладив. Посмотрел на меня с сожалением и поводил пальцем по ладони, будто пересчитывая монеты.

— Бумага для тебя дороговата, согласна, — сказала я. — Я закажу грифельную доску при первой же возможности. А пока ты можешь сделать штуку, на каких писали еще несколько тысяч лет назад.

Герасим вопросительно поднял брови, и я пояснила:

— Возьми немного воска, я разрешаю, добавь сажи, чтобы был темным. Залей гладкую дощечку. Заточи палочку как перо, а на обратной стороне сделай лопаточку, чтобы можно было разгладить воск и снова писать.

Он энергично закивал.

— А пока попробуй перо.

Поставить ему руку оказалось не настолько трудно, как я опасалась. Все же дворник был мастером и умел не только землю копать. Тонкая работа вроде письма тоже была ему под силу. А еще он обладал чудесной способностью игнорировать смешки и перешептывания мальчишек в людской, которые раздражали даже меня.

— Я принесла тебе букварь, — сказала Варенька, когда Герасим распрямился, разминая занывшую с непривычки руку. — Пока можешь посмотреть, а учиться писать начнем завтра днем.

Дворник покачал головой. Описал дугу через верх, ткнул в потолок и изобразил, будто машет топором. Указал в конец дуги, коснулся букваря. Варенька нахмурилась.