Книга Хозяйка старой пасеки, страница 79 – Наталья Шнейдер

Стрельцов схватил пистолет, поднялся с меня.

Грохнул выстрел. Кто-то вскрикнул. Стрельцов помчался куда-то в темноту. На краю двора мелькнула человеческая фигура — сгусток черноты посреди тьмы. Сорвался в воздух светлый ком, полетел в Стрельцова, следом — пламя, такое яркое, что я перестала что-либо различать. Взрыв — но не звонкий, как от выстрела, а глухой. Завоняло жженым пером, во все стороны посыпались искры. Густой дым заполнил двор. Порыв ветра, насланный Стрельцовым, попытался его развеять — тщетно. Исправник исчез в дыму — я охнула, представив, как его там подстерегает мерзавец с ножом. Снова взвихрился ветер, разогнав все-таки дым и явив исправника. По-прежнему в одной рубашке, потерявшей свою белизну. Живого. И одного.

— Сбежал. — Он не договорил ругательство.

Я выдохнула — из тела словно выдернули все кости вместе с воздухом. Опустилась на крыльцо, машинально потирая разнывшееся плечо. Очень уж неудачно кинула топор, а он был далеко не пушинкой. Под свободную ладонь подсунулось что-то мокрое.

— Полкан! Очухался!

Пес вильнул хвостом. Я обняла его, зарывшись лицом в теплую шерсть. Все хорошо. Все живы и почти здоровы.

— Барин, целы? — раздался еще один голос.

— Опомнился! — огрызнулся граф. — Собственные похороны проспишь.

Он резко выдохнул, сменил тон, прервав извинения сотского.

— Оставь. Там, где дерутся маги, мужику нечего делать. Все живы, и… Глафира Андреевна?

— Цела, — отозвалась я. — Только перепугалась до полусмерти.

Он протянул мне руку, я схватилась за ладонь — горячую и сильную. Дернул, помогая встать, — чересчур сильно, я и без того поднялась бы, а так — влетела в него всем телом. Слишком отчетливо ощутив, что между нами нет ничего, кроме двух рубашек, что он все еще разгорячен боем и что мое прикосновение — если это можно так назвать — не оставило его безразличным.

Щеки загорелись, будто их обожгло кипятком. Я шарахнулась, едва не споткнувшись о Полкана.

Стрельцов прокашлялся.

— Глафира Андреевна, я очень недоволен вашим вмешательством. Я не знал, что вы у меня за спиной, когда бездумно уворачивался от удара. Вы могли погибнуть…

Он неровно вздохнул, и я подивилась его выдержке: я на его месте уже орала бы матом и топала ногами… конечно, не на учеников. Но и я не была его ученицей.

— Не знаю, каким чудом вы остались живы, когда огневик попал в вас, но очень этому рад. Ваша смерть легла бы тяжестью на мою совесть.

Вот ведь заливает, будто на светском приеме!

— Чудом? — переспросила я. — Мне показалось, он разорвался над моей головой.

Стрельцов кивнул.

— Это так. Но огневик изменил направление в последний миг. Так бывает, когда он натыкается на щит, но… — Он осекся, будто только сейчас увидел медальон на моей груди. А может, и правда только сейчас увидел: раньше было не до того.

Я покрутила цепочку.

— Мне его дала Марья Алексеевна. Вообще-то он предназначался вам, но я не успела…

— Зато вы успели с пистолетом.

Он переступил с ноги на ногу, поджимая пальцы.

— Что же я вас на холоде держу в таком виде! — опомнилась я. Стянула с себя шаль — как только не потерялась в этой суматохе! — и накинула ее на плечи Стрельцова.

Даже в свете луны было заметно, как он покраснел. Детский сад, честное слово: как нестись за ночным вором в одной ночнушке — так нормально, а как девушка обратит на это внимание… Или опять разврат творится?