Книга Госпожа следователь, или Мария Сергеевна снова в деле, страница 67 – Хелен Гуда, Агния Сказка

И вот, наконец, в глубине сада, среди переплетенных ветвей деревьев, мы увидели её — маленькую семейную часовню. Она была построена из того же тёмного камня, что и сам дом, и сейчас сливалась с окружающей тьмой. Редкие лучи солнца, которым удавалось пробиться сквозь тяжелые тучи и плотную листву, освещали витражные окна с изображением различных сцен. Стекла тускло поблескивали, отражая свет, создавая ощущение потустороннего мира.

Дюбуа, нахмурив брови, ухватился за ручку двери и толкнул её. Скрип старых несмазанных петель разорвал тишину, отозвавшись эхом в пустом саду. Я поежилась, ощущая, как ледяной воздух проникает под плащ. Внутри часовни было холодно и сыро. Воздух пропитан тяжёлым удушающим запахом ладана и древнего камня. Полумрак давил на меня, словно пытаясь похоронить заживо. Мои глаза, привыкнув к нему, начали различать детали: алтарь, покрытый тёмной выцветшей тканью, несколько рядов резных лавок и в самом конце часовни неясную фигуру, склонившуюся над чем-то лежащим на полу.

Мы приблизились медленно и бесшумно, стараясь не спугнуть тишину. И вот передо мной предстала ужасающая картина: Александр Эвергрин-младший стоял, словно окаменевший, над телом своего отца, старшего Александра Эвергрина. Его лицо было скрыто в тени, но я чувствовала, как от него исходит волна сложной смеси чувств: напряжения, тревоги, страха, но… и чего-то еще. Какого-то жуткого, почти незаметного торжества? Старший Эвергрин лежал без сознания на холодном каменном полу, его лицо было мертвенно-бледным, а на виске алело тёмное зловещее пятно крови.

— Александр? — прошептала я тихо, стараясь не нарушить могильную тишину. Холодок липкого животного страха скользнул по моей спине. — Что… что здесь произошло?

— Он сошел с ума! — в голосе Алекса звенели отчаяние и какой-то истеричный ужас, от которого меня передернуло. Он смотрел на распростертое тело отца с таким неприкрытым отвращением, что поверить в его непричастность было просто невозможно. — Он сошел с ума от горя и покончил с собой.

— От горя? — я прищурилась, хмуро разглядывая этого молодого человека, словно пыталась прочитать его мысли. Что-то в его тоне, в этой показной скорби казалось фальшивым, натянутым как струна, готовая вот-вот лопнуть.

— Моя матушка… она умерла… вот отец и сходил с ума от горя, — пролепетал Алекс, театрально падая перед родителем на колени и заламывая руки. Мне казалось, что сейчас он разразится рыданиями, но в его глазах не было ни слезинки, лишь какой-то нездоровый блеск. — Вы же видели, в каком он был состоянии…

— Видели, — медленно проговорила я, стараясь уловить малейшие изменения в его поведении. Я осторожно приближалась к мужчинам, чувствуя, как внутри меня нарастает тупая тревога. — Он был очень подавлен.

Дюбуа, наблюдавший за всей этой трагикомедией с непроницаемым выражением лица, попытался зайти к молодому Эвергрину с тыла. Он двигался бесшумно, как тень, но Алекс, словно обладая каким-то звериным чутьем, почувствовал опасность. Всполошившись, он вдруг вскочил на ноги и, схватив с алтаря небольшой, но острый клинок, направил его себе в грудь. Лезвие опасно блеснуло в полумраке часовни.

— Не приближайтесь, иначе моя смерть будет на вашей совести! — закричал Алекс, его голос сорвался на истеричный визг. Но я знала, чувствовала каждой клеточкой своего тела, что это бравада. Такие, как он, не кончают жизнь самоубийством. Они слишком любят жизнь, слишком ценят себя, чтобы так просто расстаться с ней.