Книга Чужие игры. Столкновение, страница 38 – Вадим Панов

– На каком основании? – растерялся Август.

– На том основании, мистер Даррел, что Космический флот заинтересован в сохранении тайны, – жестко ответил Линкольн. И громко закончил: – Ребята, это взрослые игры, и шутить с вами не будут.

* * *

Успешный запуск реактора, восстановление «Сирены» и обеспечение устойчивой видеосвязи с Землей привели Линкольна в прекрасное расположение духа. Даже с учетом возмущения пассажиров и того, что он услышал от бортового компьютера. О тревожном сообщении «Сирены» капитан решил рассказать Касатонову лично, однако адмирал отлучился на доклад президенту и конфиденциальный разговор откладывался. Написав, что ждет связи, Линкольн посидел в кресле перед терминалом 2.0, обдумывая предстоящую беседу, а когда собрался выбраться, чтобы размяться и перекусить, услышал перезвон пришедшего вызова. Удивился, поскольку ему сказали, что адмирал освободится не раньше чем через час, нажал кнопку «Ответ» и уставился на появившегося на мониторе мужчину, блеклого и незаметного, как осенняя паутина.

– Вы кто?

– Меня зовут Козицкий, просто Козицкий, – блеклым голосом представился блеклый мужчина. – Я провожу расследование.

– Вы из технической группы?

– Нет, сэр, я провожу расследование. Пытаюсь понять, что произошло.

– Произошла катастрофа, – буркнул Линкольн, который понятия не имел, с кем говорит. – Мы столкнулись с…

И замялся, не зная, как продолжить.

– Я знаю, с чем вы столкнулись, сэр, мне говорили… – У блеклого оказалась отвратительная, нервирующая манера не смотреть собеседнику в глаза. Козицкий обозначил взгляд во время представления, но больше ни разу не посмотрел в сторону капитана. – Мне поручено изучить обстоятельства дела, сэр, в том числе расследовать предшествующие катастрофе события. Таков порядок, сэр, и вы должны уделить мне время. Очень жаль, если я нарушаю ваши планы.

– Ничего страшного, – ответил Линкольн. К этому моменту он уже понял две важные вещи. Первое: разговора не избежать. Второе: Козицкий, несмотря на свою блеклость и запредельную, граничащую с униженностью вежливость, обладает колоссальной властью и полномочиями. – Это официальный разговор?

– Да, сэр, официальный, но запись засекречена. Ее услышат не все. – Козицкий изобразил улыбку клавиатуре. – Вы ведь не против?

– Ваш статус?

– Независимый дознаватель в ранге специального заместителя генерального прокурора, – помолчав, ответил блеклый. – Так вас устроит?

– Я должен отвечать на ваши вопросы?

– Вы обязаны отвечать на мои вопросы, сэр.

– Даже если они будут касаться секретных материалов?

– Связанных с космосом? – уточнил Козицкий.

– Да.

– Я еще и специальный заместитель командующего Космическими войсками.

– Превосходная карьера, – одобрил Линкольн, убедившись, что чутье его не подвело.

– Да, неплохая. – На тонких губах Козицкого вновь появилось нечто напоминающее улыбку. – Но только на время расследования, как вы понимаете.

– Наивысший допуск?

– Выше не бывает, сэр… Но что мы все обо мне да обо мне? Давайте перейдем к вопросам. Их не так много, поэтому разговор не затянется.

– Я вас слушаю, мистер Козицкий.

Блеклый раскрыл папку и перевернул пару листов в потертом блокноте.

– Где вы находились во время катастрофы?

– На первой палубе, как и все пассажиры. В противоперегрузочном кресле.

– Как вы в нем оказались?

– Забрался, – язвительно ответил Линкольн. – Вам рассказать детали?

– Военные не любят «нюхачей»? – бесстрастно осведомился блеклый.

– Никогда не любили, мистер Козицкий.

– Понимаю… – Он не оскорбился, не обиделся, не возмутился. Он услышал то, что ожидал, и ему было плевать на мнение капитана. – Я неверно задал вопрос, сэр, прошу меня извинить. Итак, насколько я знаю, «Чайковский» двигался к Луне. Плановая коррекция курса должна была произойти не раньше чем через два часа, и именно тогда, не по необходимости, а исключительно в целях предосторожности, пассажиры получили бы приказ занять свои места. Поэтому, сэр, мне важно знать, как получилось, что вы оказались в противоперегрузочном кресле на два часа раньше, чем должны были?

– «Сирена» дала соответствующий приказ.

– С чем был связан приказ?

– По всей видимости, «Сирена» приняла решение об экстренной смене курса.

– По всей видимости? – поднял брови дознаватель, таращась на карандаш.

– Я находился на первой палубе, мистер Козицкий, а не в кабине, – напомнил Линкольн. – Я был старшим офицером на «Чайковском», но не членом экипажа. Поэтому я не знаю, что произошло.

– У «Сирены» не спрашивали?

– Честно говоря, мистер Козицкий, до сих пор я не задавался этим вопросом, – признался после короткой паузы капитан. – У меня достаточно других дел.

Но про себя подумал, что он, а не блеклый дознаватель, должен был проявить интерес к обстоятельствам катастрофы.

– Прекрасно понимаю, сэр, и еще раз приношу извинения за то, что отвлекаю, но не могли бы вы уточнить: у вас был доступ к переговорам экипажа?

– Ни один пассажир не имеет права слушать экипаж, – хмуро ответил капитан.

– Вы не ответили на мой вопрос, сэр.

Ему требовалась точность: да или нет, потому что полученный ответ будет зафиксирован в отчете.

– Нет, я не имел доступа к переговорам экипажа.

– Несмотря на ваше положение старшего офицера на борту «Чайковского»?

– Никаких поблажек, мистер Козицкий, таков закон космоса, – твердо сказал Линкольн. – Я был старшим офицером по званию, но не по должности. На борту «Чайковского» был один капитан – Вавилов, и никто не мог оспаривать его власть.

– Да, сэр, хорошо. – Козицкий выдержал паузу. – А мистер Вагнер имел возможность слушать переговоры экипажа?

– Разумеется, имел.

– Вы не расспрашивали его о предшествующих катастрофе событиях?

– Нет. – Линкольн до сих пор был смущен этой оплошностью, поэтому попытался огрызнуться: – А должен был?

– Я подумал, вам могло стать интересно, – уколол его в ответ дознаватель.

И капитан едва сдержался, чтобы не ответить грубостью. Но сдержался. Сжал под столом кулаки, сбрасывая в неистово сильный жест накатившую злость, и ответил почти спокойно:

– Мистер Козицкий, мне, безусловно, интересно, что произошло с «Чайковским», но до сих пор…

– У вас было много других забот, сэр, я помню, и я снова приношу самые искренние извинения, – плавно перебил его дознаватель. – Вы должны понять, сэр: я очень серьезно подхожу к расследованию и иногда увлекаюсь. Прошу простить, если я вас задел. Я этого не хотел.