Онлайн книга «Улей»
|
– Потому что у вас уже силенок нет? – Верно. – А что за варварские методы? – припомнил он ей свое похищение. – Вы не могли договориться со мной? Я довольно открытый человек, когда меня не бьют по голове и не стирают из жизни. Кларисса рассмеялась грудным смехом и выпустила из ноздрей дым. Не женщина, а дракон. – Понимаешь, в этом деле нужна мотивация. У тебя с ней в обычном состоянии проблемы. Ты соскочил бы и договор со мной в жизни не стал бы заключать, зная, что штрафуют смертью. – Это да… – туманно протянул Данила, понимая теперь, что бабка поймала его как рыбку в сеть. Единственное, за что он цеплялся, – это жизнь. А сейчас его этой жизнью, похоже, будут мотивировать. Замысел Клариссы стал ясен. – Пришлось посадить тебя на цепь. И будешь ты делать все, конечно, из-под палки, – дружелюбно продолжала ведьма. – Но потом – одни плюсы. Я освобожу тебя, Хаблов, верну в люди, более того, ты будешь уметь то, что другим только снится. Сможешь вершить чужие судьбы, как я. Хорошая награда, не правда ли? Этот бонус был ему по нраву. Кларисса нащупала в нем эти слабины, его страсть к искушению: сделать что-то запретное, накуриться, закинуться, продать липовый товар, замутить с ученицей. Или же влезть в потусторонний бизнес. Получается, он угодил в эдакое испытание. Либо пан, либо пропал. – Ну-у-у… так кому звонить? Где там эти ваши Господа? Когда ему что-то обещали, Данила становился податливым как пластилин. Кларисса выложила на столик между ними кусок пчелиных сот и старинный нож. – Ты должен вызвать Господ на свою кровь, – спокойно сказала Кларисса. – На свою? – глуповато переспросил он. – Ну, так ты же с ними связываться будешь. Что сидишь? Хочешь учиться и быть в игре? Тогда бери нож и режь ладонь, а дальше брызни на соты. Да ты сообразишь, что к чему. У тебя есть дар. Он тебя поведет. В голове было много дурацких вопросов. Почему соты? Почему надо обязательно кромсать себя? Но серебряный нож с замысловатой ручкой гипнотизировал. С сомнением он взял его в руки, и неожиданно тот оказался очень легким, почти невесомым. На рукоятке был крошечный красный камешек. Красивая вещица и явно со своей историей. Неуверенно Данила покрутил нож туда-сюда, ловя лезвием тусклый свет лампы, который охотно растекся по всей его поверхности. Нож стал почти золотым… Один короткий надрез. Ну же. Боль проходит. Играть так играть. Медленно Данила прижал лезвие к внешней стороне запястья и решительно полоснул. – Ау, ау, ау! – тут же вырвалось у него. Но кровь потекла. Она закапала. И что-то началось. Специально он не прицеливался, но первые капли упали точно на ячейки и заполнили их до краев. Эта картина необъяснимым образом его заворожила. Соты, полные крови. Взгляд остановился, а время замедлилось. Комната померкла и растворилась, и пространство вокруг стало приобретать странные очертания. Появилась тусклая земля, присыпанная золотой пылью, а в слух проник гул, походивший на рой насекомых. Издалека… из глубин… к нему направлялась армия. Время сдвинулось, но тяжело. Он снова мог шевелиться, правда, как-то вязко, и обнаружил, что стоит на перекрестке. Откуда тот взялся или как Хаблов на нем оказался, было загадкой. Но отчетливо ощущалась странная сакральность этого места: в воздухе, тонкой туманной дымке, золотой пыли под ногами и дрейфующем вокруг полумраке. Это была точка, где встречались координаты, которые никогда не пересеклись бы в реальности. Траектории смешались, и пространство надломилось. Гул стал таким громким, как будто невидимый рой был уже везде. Но никого не было видно. А что это? Посередине перекрестка стоял камень, метра три высотой. Его можно было назвать грубой колонной или обелиском. По шершавой поверхности бежали странные символы и рисунки. Он обогнул камень и замер в легком ужасе. С другой стороны на него уставилось лицо. Он подавил крик и присмотрелся. Лицо было высечено прямо на поверхности камня. Открытый рот, намек на нос и провалы глазниц. Казалось, оно втягивает в себя все вокруг, и пространство утекает сквозь этот рот-тоннель куда-то… в иные миры. Внезапно он спиной ощутил, как некто пришел на зов его крови, наполнившей пчелиные соты. И стало вдруг тихо. Невидимые насекомые замолкли. Данила боязливо обернулся. Контуры фигуры колебались и рябили, как изображение в плохо настроенном телевизоре. Истинный облик пришедшего был защищен вуалью. – Ты позвал, и мы пришли, – раздалось отовсюду, как многоголосый хор. – Так это вы… Господа? – настороженно поинтересовался Данила, все еще сомневаясь, что с ним говорит кто-то реальный. Все в этом месте казалось слегка призрачным, припорошенным золотой пыльцой, туманившей видение. Собственный голос звучал как дорожка чужого эха… – Можешь звать нас так. Мы ждали тебя. – И что вам от меня нужно? – Служение, – незамедлительно последовал ответ. – Ты выполнишь для нас ритуал. Данила сощурился, разглядывая «клиента». Показалось, что из-под накидки рассеивается слабый свет, но он не ручался, что ему не привиделось. – Вот это самый важный момент наших переговоров, – нахально начал он. – Я должен знать, во что ввязываюсь. Ему показалось, что Господа усмехнулись. Тональность жужжания дрогнула… – Еще рано. Ты должен пройти путь учения, чтобы постигнуть смысл будущей работы. Пока же нам необходимо согласие. Мы не можем посвящать тебя в детали работы, если ты не отдашь себя в служение. – Да что за служение, черт возьми? – начал он раздражаться мутной формулировкой. – Все слуги, даже наемные, – исполнители чужой воли. Ты будешь выполнять нашу. Ты легко нас призвал, значит, равен Клариссе по силе и встанешь на ее место. Однажды ты будешь говорить с нами вместо нее. Данила сглотнул. Происходящее начинало отдавать жутью. Он провел какой-то ритуал по наводке этой грымзы, назначения которого даже не знал. Его забросило куда-то за пределы человеческого мира, на перекресток с жуткой статуей, и затем к нему пришли… они, оно, скорее, все же они. – Это договор? – понял он. – Вы хотите состряпать со мной контракт? Жужжание стало синхронным. Это было явным «да». – Ты же на Перекрестке. Здесь заключаются все сделки. – А вы в курсе, что меня втащили в это дело против моей воли? – предпринял он последнюю попытку прояснить положение. – Я – по сути, раб. Так зачем мое согласие? |