Онлайн книга «Не ссорьтесь, девочки!»
|
— Н-да? Интересно, а что модно? — Не могу ответить на этот вопрос. Но что сейчас не модно, точно могу сказать. — О’кей. Расскажешь как-нибудь, — то ли обещает, то ли угрожает Соня. — А кофе как обычно? — спрашивает официантка. Нонна задумчиво разглядывает пирожные в витрине: — А какой я пью обычно? — Американо с лимоном. — Надо же, никогда не замечала… — Все видим, все примечаем, — грозит пальчиком Лосева. Девушки отходят от стойки со своими чашками и тарелками, а Лосева неожиданно вспоминает и кричит им вслед, громко, на все кафе: — Вот, кстати, пиво пить не модно. Не верьте рекламе. — Тоже мне открытие, — бурчит Юля. А Нонна, обернувшись, отвечает Лосевой: — Не модно верить рекламе. В кафе раздаются аплодисменты. В этом кафе уже года два проходила часть их жизни. Здесь можно было поглазеть на Невский через большущее окно, выпить хорошего кофе, а главное — обсудить животрепещущие свои проблемы. Когда Соне на мобильный звонил муж Жорик, всегда можно было заявить: — У меня встреча. Когда Юльку доставала здесь Овчарка, она томно сообщала, что находится в гуще современной жизни и ведет дневник наблюдений — кто во что одет, ведь мода начинается в таких вот местах. Когда подругам звонила Нонкина маман и требовала найти дочь, потому что ей срочно понадобился телефон мастера по ремонту холодильников, Нонна просила передать: — Скажите ей, что я на теневой стороне Луны. И, в общем-то, была права. Ведь что такое кафе? Не что иное, как остановка в пути. Двадцать минут в оазисе — передохнуть и снова пуститься в дорогу. Столик в углу кафе у большого окна, откуда хорошо просматривается Невский проспект. Девчонки привычно переругиваются. Тему задает Нонна: — Только, девочки, у меня времени мало. Мне к Мише надо, биологию с ним учить. Подхватывает Юля: — У тебя аттестат имеется уже? Да? Нет? Ошибаюсь? Развивает Соня: — Действительно, большой мальчик, сам справится. — Не могу я так, — обижается Нонна. Юля вызывающе чавкает жвачкой. — А что так? — Да выплюнь ты свою жвачку. Как корова, честное слово, — Нонка понимает, что в покое ее не оставят. — Сама ты корова, — Юля достает изо рта жвачку и демонстративно прилепляет ее к столу. Нонна отлепляет и бросает ее в пепельницу. — Я мать. Я должна быть рядом, помогать… — Да он сам тебе уже должен помогать. — Вот роди ребенка, и я на тебя посмотрю… — А, для того, чтобы ты злорадствовала, да? Ненавижу детей, — Юлька морщится и решает привлечь Соню к спору о жизненных ценностях: — А я знаю, почему она с Мишкой так носится. Соня корчит ужасные рожи, только чтобы Юля заткнулась, но ту уже несет. — И почему же? — угрожающе спрашивает Нонна. Но Юля по-прежнему обращается к Соне. Она точно знает, что так скорее уколет подругу: — Да она в Мишке своего мужа сбежавшего видит! Этого своего инженера человеческих душ. Первый раз вижу, чтобы в человеке сочетались карьерист и бабник. Нонна пожимает плечами. Скандала не получается. — Что, разве не так? — настаивает Юля, решившая, видимо, выяснить этот вопрос раз и навсегда. Нонна обстоятельно растолковывает: — Вот Америку открыла. Многие карьеристы — бабники, это им как раз в работе помогает. — То-то же. Соня устала слушать их перепалку, к тому же она съела уже два жирных пирожных и почувствовала, что ее тошнит: — Не ссорьтесь, девочки! На самом деле мне тоже надо торопиться, а то мой благоверный меня на горох поставит. Он какую-то новую передачу затеял. Я ему нужна. — Горох перебирать? — осторожно поинтересовалась Нонна. Ну что ей ответить? Что не так-то она ему и нужна, что лежит он сейчас на разобранном, а по всей видимости, не убранном с утра диване и щелкает пультом, перескакивая с канала на канал. И что на его лице с тонкими, как будто траченными молью, чертами отражаются только разноцветные блики чужих фильмов и передач. А когда она выходила за него два года назад, казалось — отражается недюжинный интеллект и свет будущей славы. Каким-то образом он умудрился заверить Соню, что вот-вот снимет гениальный фильм и прославится, а она, дуреха, поверила и ждала. А сейчас она зуб дает, а также руку на отсечение может предложить, что он прикладывается к бутылке пива и плюется в телевизор. На полу еще пара бутылок и одна уже пустая, рядом с мемуарами Кокто и фотоальбомом Лени Рифеншталь. И что самое гадкое, об этом знают и Юля, и Нонна. Но Юлька продолжает бушевать: — Горох! На твоем месте я бы этот горох затолкала в его вислый зад. — Спокойнее, — Нонна, как обычно в конфликтных ситуациях, выступает миротворицей. — Спокойнее… — ворчит Юля. — Спокойнее. — Да чего это ты разбушевалась сегодня? — удивляется Соня. — У нее приступ феминизма, — объясняет Нонна. — Мужчин проклинает. — Нет, а почему он ее контролирует? Деньги в дом приносит она. Работу этому кудеснику голубого экрана ищет она. Да еще и родственников всех содержит. На протяжении Юлиной тирады Соня загибает пальцы, фиксируя свои достоинства. — И приступ правдивости, — замечает она, кивая. Нонна нацелилась было на Сонькино пирожное, но решила сначала прекратить диспут: — Я только хотела тебе напомнить, что мать, отец, дети, мужья — это не родственники, это родные и близкие. Очень близкие люди… А Юлька сама неожиданным образом заканчивает пререкания: — Ну, поскольку моя близкая мамочка довольно далеко, в маленьком северном городке Торонто, то, значит, вы мои близкие. — Это что-то новенькое, — цокает языком Соня. Нонна кивает: — И приступ любви к ближним… — Дуры. Меня завтра с работы уволят, а они все языками чешут. Готовьтесь содержать… — Тебя содержать нетрудно — одна маковая росинка в день и пару зернышек. — Не уволят. Блин! Ничего не слышу от этой музыки, — Соня ищет взглядом кого-нибудь из официантов: — Девочки, нельзя эту музыку потише сделать, а то мы оглохнем тут? — и снова уверяет подругу: — За эти гроши где они найдут еще одну такую идиотку. — Да, не для всех работа — хобби. Нонна одобрительно кивает: — Самокритично. Воропаев твой на тебе столько денег сделал, столько твоих идей украл, что, если бы за плагиат сроки давали, он бы с пожизненного не вышел. «Ваша кожа — ваша одежда» — это же твоя идея. |