Онлайн книга «Гоп-стоп, битте!»
|
— А про что? — Про любовь, про разбитое сердце, про остроконечные, — расстегнул ей кофточку, приспустил бретельки, освободил грудь, стал на колени, — про остроконечные африканские соски с набухшей от избытка женских гормонов ареолой, как у милых дикарок, у которых попки дыньками, губки бретцелями [31], грудки бананчиками, — всосал алую вишенку, прижал языком к небу, ощутил вкус, проглотил слюну, поднял подол, зарылся лицом в тепло коленей, вдохнул аромат ее подлинного, взял на руки и унес на перину… — Ой, какой растленный! Ой, какой испорченный! Любимый мой… … — А ты смог бы меня теперь отличить от Люды? Не мучайся, смотри главное отличие, только недолго. — Она повернулась на живот, положила руку чуть ниже спины. — Видишь родимое пятно? — Ой, какое вкусное пятнышко. — Поцеловал начало разъема ягодиц. — А у Люды такого нет. — Надо посмотреть. — Ты что-то сказал? Или мне послышалось? — Послышалось. — Смотри у меня! — Она попыталась встать, но он не позволил. — Ну какой ты ненасытный! Только что, и опять. Я пожалуюсь на твое неблаговидное поведение благородному дедушке Оскару… … Они жили в малюсенькой комнатке. Спали на необъятной перине с плохо замытыми пятнами крови и были счастливы. — Как страшно, должно быть, умирать от горлового кровотечения. — Наоборот, у мамы тети Вассы, скорее всего, было нераспознанное онкологическое заболевание. Опухоль разрушила крупный сосуд, и она умерла мгновенно и без мучений. Не думай об этом. — Не буду. — Знаешь, наш профессор славистики настоятельно рекомендовал для более успешного погружения в язык заставлять себя думать по-русски. Я так и делаю, но пословицы и поговорки лучше всего раскрывают смысл на родном языке. — Говори, что тебе пришло в голову. — Боюсь сглазить. Хорошо, слушай: «Филе мэншен ферзеймэн дас кляйне глюк, вэрэнд зи фергэбенс ауф дас гроссе вартен» — многие люди упускают маленькое счастье в то время, когда они ждут большого. — Не сглазь. * * * Художник-график на пенсии Борис Рувимович Платинский услышал звонок, но не нажал на кнопку, открывающую калитку, а взял с подоконника артиллерийский бинокль и приставил к глазам. Внимательно рассмотрел визитеров и только потом вышел на крыльцо бревенчатого дома. Мохнатый волкодав рвался с цепи, роняя злобную слюну на снег. — Борис Рувимович, здравствуйте! Вам насчет нас не звонили? — Девочка моя, если бы мне не позвонили, я бы спустил кобеля и не вышел на крыльцо. Это во-первых. А во-вторых, я не запускаю в дом двух незнакомых людей. Только по одному. Зачем мне лишние свидетели? Но есть в ваших глазах что-то такое, что ради вас я изменю правилам. Заходите в дом. Я его придержу. Они прошли мимо, опасливо косясь на беснующегося пса. — Слушай, я его испугался до смерти. Серьезно. Это как нужно тренировать пса, чтобы он стал такой злобный? — А его никто и не тренировал. Посади тебя на цепь, и такой же станешь. В Германии кобелей на цепи не держат? — Нет, конечно. Придут члены общества защиты животных и навесят такой штраф, что сам залаешь. — Отсталые вы люди! Вернулся в дом хозяин. Животик, жилет, лысина, очки, седая бородка под Ленина. — Что, похож? Вижу по выражению ваших лиц, что похож. Это же надо такое невезение! Смертельно ненавидеть человека и быть на него похожим. Впрочем, если быть справедливым, то облик Ильича придает мне некоторую респектабельность. Вы не находите? Давайте ваш документ и пройдемте в студию. Штативы, светильники, старинный аппарат «Лейка» на треножнике, ширма, аммиачный запах реактивов. Усадил Михаэля на стул. Долго смотрел в объектив. — За такую длинную шею надо брать дороже. Вы знаете, в наше время не было таких длинных шей. Посмотрите на старые спортивные хроники, и вы заметите, насколько атлетичнее стали молодые люди и насколько похорошели современные женщины. Но длинная шея делает мне проблемы. Объясняю. Мы хотим содрать старую фотографию и вклеить новую. В чем трудность? А главная трудность в том, что часть круга старой печати, которую я изображу, должна уместиться на темном фоне плеча. Тогда ни один спец не заменит подделку. А если часть штемпеля ляжет на белое поле над плечом, что обязательно произойдет при длинной шее, тогда при тщательной проверке можно будет придраться к моей работе. Понятно? Ничего вам не понятно. Если вы будете просто втягивать голову в плечи, станете похожим на горбуна. Сейчас я дам вам зеркало. Смотрите, вы выдвигаете вперед подбородок, напрягаете мышцы затылка, не забывая при этом сидеть ровно и держать лицо параллельно оси тела. Ну-ка, ну-ка. Отлично. Вот в такой позе ваши уши получатся у вас на плечах. И когда я максимально подниму вашу макушку к верхнему краю фотографии, у нас останется очень мало белого поля. Показываю, как надо сесть. Сел и показал. — А теперь внимание. Снимаю. Он накрылся темной накидкой, сверкнул вспышкой, достал рамку с негативом и вышел в другую комнату. Вернулся, держа в руках бутылку. — Все получилось, но фотографию нужно поджелтить для прибавления ей возраста, а мои старые мозги необходимо просветлить. Посему предлагаю вам по глотку хорошего армянского коньяку. Пройдемте на кухню. Усадил за стол. Достал из холодильника лимон. Сноровисто нарезал кружочками. — Квазиспециалисты утверждают, что лимон, которым мы обычно перебиваем терпкость напитка, якобы абсолютно гастрономически несовместим с виноградными спиртами, настоянными на дубе. Бред! — Фотограф разлил душистый напиток по пузатеньким бокалам. — Ничто так не оттеняет вкус благородного напитка, как тонко нарезанный лимон. Только надо обязательно съесть его вместе с корочкой. Ну, за успех вашего предприятия. — Он поднял бокал, не чокнулся, лишь изобразил соответствующий жест рукой и выпил, не дожидаясь, пока заказчики последуют его примеру. Смачно всосал сок лимона. Пожевал. Просветлился лицом. — Велеречив стал с годами. Вы знаете, я никогда не беру новые бланки паспортов. Неинтересно. А в смене фотографии на старом паспорте есть нечто мистическое. Ведь с чужим паспортом человек получает новые имя и фамилию, а это значит, что меняется судьба. Конечно, было бы безопасней работать с посредниками: вы даете человеку документ, он передает его мне, я делаю работу и остаюсь в тени. Что может быть проще? А я на это не иду. И не потому, вернее, не только потому, что с посредниками нужно делиться, а потому что не утратил еще интерес к людям. Вот вы мне очень интересны. Вы уйдете, а я буду думать о вас, гадать, строить гипотезы, хотя, в сущности, главное для меня ясно. А когда я утрачу к окружающим интерес, я умру сначала духовно, а потом и физически. |