Онлайн книга «Мужские сны»
|
– Хорошо. Я согласна. Пойдем вместе, – улыбнулась Татьяна. – Виталий прав, – поддержал сына старик. – Объединить надо народ, особенно пред… предпримателей этих. Они в своей гонке за рублем жизнь мимо пропускают. А ведь она, жизнь-то, не только в прибылях да процентах состоит. Духовное в ней поглавней всяких прибылей будет. Жалко только, что человек это поздно начинает понимать, когда уж к закату дело идет. – А я за земляникой решила сходить, – сменила тему Татьяна. – Видела сегодня торговок с банками спелой земляники, и самой захотелось пособирать. – Ты к Красному бору иди, там земляничные поляны. Мигом литр, а то и больше наберешь, – посоветовал Павел Федорович. – Это там, где свалка? – лукаво усмехнулась Татьяна. – Так она только на опушке. В лесу-то чисто. Туда самосвалы еще не могут заехать. Ты вот что. Как перейдешь мост, бери все больше вправо. Туда и ветер с помойки не доходит, да и лес там почище. Поняла? – Ага. Красный бор начинался почти сразу за Огневкой. Татьяна шла по лугу, вытоптанному коровами, и оглядывалась на оставшееся позади село. Отсюда были видны купы прибрежных ив, а за ними, на взгорье, вереница домов с плетнями и заборами да пышными кронами яблонь, черемух, сирени. Свернув к молодым сосенкам, хороводом обступившим широкую поляну, Татьяна, к радости своей, обнаружила такое изобилие ягод, что быстро набрала полную банку, а потом, хоть подол подставляй, собирать было не во что. Она спрятала банку в тень, чтобы ягоды не подвяли, и начала есть их прямо с куста. Сначала в ладонь, а потом горстью в рот. Она так увлеклась, что потеряла счет времени. Вдруг сзади хрустнула ветка. Татьяна быстро оглянулась и увидела идущего к ней Виталия. – Господи! Напугал! – Напугал? – глухо спросил Виталий, подходя к ней вплотную. – Ты чего здесь? Тоже по ягоды собрался? – спросила Татьяна, хотя уже догадалась, зачем он здесь. – Ты вот что. Не вздумай… Она не успела договорить, как оказалась в плотном кольце его рук. От него пахло водкой. – Что, для храбрости еще и напился? – Сто грамм для мужика что слону – дробина. – Отпусти, – стараясь говорить как можно мягче, потребовала Татьяна. – Еще чего! Не для того я сюда шел, чтобы такую лисоньку из рук выпускать. – Виталий, я ведь буду кричать, царапаться и кусаться. – Попробуй. Не возражаю. – Ты совсем идиот или только наполовину? Нас могут увидеть. Твоя Надя нас убьет. – А пошла она! – Но ведь это позорище! Ты и себя, и детей опозоришь, – приводила все новые доводы Татьяна. – Плевать! Слушай, Танька! Ты можешь меня понять или как? Ты хоть знаешь про такое дело: если мужику баба отказала, когда у него все горит – и душа, и тело, то это долго не заживает. Всю жизнь, можно сказать, рана в сердце кровоточит. Ты мне по ночам только недавно перестала сниться. Понимаешь или как? Ведь я тебя всю свою несчастную жизнь люблю. Пойми! Он крепко держал ее руки и целовал толстыми пьяными губами лицо, не разбирая, где рот, где нос. Татьяна боролась, но куда ей, тонкой да звонкой, с таким бугаем справиться? Это был уже не тот мальчишка, что двадцать лет назад обнимал ее в малиннике. – Все, хватит! – крикнула она, решив применить последнее средство. – Теперь я сама. Понял? Сама пойду вон за тот куст и разденусь. Все чинно и благородно. Без насилия. Хорошо? – А не обманешь? – Нет. Обещаю. – Пойдем. Он не отпускал ее, держал за руку, почти вел за тот самый куст, на который она показала. Едва сдерживая гнев, испытывая страшный стыд, она покорно шла, а потом, стоя за кустом, начала раздеваться. Он смотрел на нее налитыми кровью глазами. Ноздри его раздувались, как у быка перед спариванием. Татьяна выжидала удобный момент. Но нервы не выдержали. Она вдруг побежала, но не к реке, а в глубь леса. Он поймал ее почти сразу же. Видно, не такой уж и пьяный был. Поймал и повалил тут же, без лишних слов. А потом… И смех и грех! Когда она уже смирилась со своей участью, понимая, что такую тушу ей не сбросить с себя, он вдруг отвалился от нее, застегнул штаны, сел рядом в траву и заплакал. – Ты же импотента из меня сделала, сука! – тихо рыдал он. – Так тебе и надо, гад! – сквозь зубы выдавила она, надевая на себя сорванную им одежду. – Танька, ну почему ты такая жестокая, а? За что ты меня ненавидишь? – Да не жестокая я, – уже жалея его, смягчилась она. – Скажи, а ты… правда импотент? – Да нет! Это я водку зря выпил. Ты прости меня, ладно? – Ладно. Иди домой. А я другой дорогой пойду. Не хватало нам с тобой на людях вместе показаться. – Ох, Татьяна, Татьяна! «Краше не было в селе…» И зачем ты такая на свет появилась? – Ладно, ладно. Давай вставай. Она помогла ему подняться и подтолкнула в сторону села. Он послушно пошел, что-то бормоча себе под нос. – А вы и впрямь Магдалина, а не Дева Мария, – услышала Татьяна знакомый ироничный голос. Ее словно железом каленым прижгли. Она повернула голову вправо и увидела все того же художника с неизменным этюдником на плече. – А вы по-прежнему подглядываете? – со злостью крикнула она. – Да чего тут подглядывать? Что в этом деле нового-то изобрели? Разве какой-нибудь новый способ? – Способ чего? – зачем-то спросила Татьяна, все еще в шоке от этой встречи. – Совокупления. Чего же еще? – Мразь! Подонок! Она бросилась бежать, не разбирая дороги, в сторону реки. На берегу остановилась, села на поваленное дерево и заплакала. От незаслуженной обиды, от всего, что делало ее жизнь такой бестолковой и никому не нужной. – Если вы меня не простите, я утоплюсь, – вновь услышала она преследующий ее весь день голос. – Идите к черту! – всхлипывая, сказала она. – Не могу. Я верующий. – Разве верующие, истинно верующие, будут так обижать своего ближнего? – Справедливый вопрос. Он сел рядом с ней. Они помолчали. – А он кто? – спросил вдруг Андрей. – Мой брат. Двоюродный. – Надеюсь, до инцеста у вас не дошло? – А вам-то что за печаль? – Ревную. – Меня? – Ну не его же. – Кто вас знает? Может, вы гей. – Ха-ха-ха! Один – ноль в вашу пользу. Они поднялись с бревна и пошли вдоль берега. Приближался вечер. С выгона возвращалось стадо: мычали коровы, гремели ботала на их шеях, изредка выстреливал пастуший кнут. |