Книга Сердце акулы, страница 16 – Ульрих Бекер

— Пока — что?

— Пока он был еще живой. А теперь он карминно-красный, как мантия кардинала. — Ангелус вытащил из своего рюкзака лангуста длиной около тридцати сантиметров. — Представляешь, за триста лир купил. Я попросил сварить его там же, на месте, потому что подумал, может...

— Может — что?

— Может, тебе показалось бы... ну, как-то жутковато, по-моему... Такое живое чудище - и прямо в кипяток.

— Вот еще! Что тут страшного? Ах да, ты же у нас ангел...

Туриан встал и лениво прошел в другой конец двора, там зачерпнул ведро воды из резервуара, потом другое, третье... Он был похож на библейского персонажа. (Однажды синьор Априле важно объяснил им, что у девушек на Липари потому такой свежий цвет лица, что они умываются только дождевой водой. Туриан тогда едва удержался от вопроса: где же они прячутся, все эти юные красавицы?) Пока Создание варила спагетти, Ангелус сбегал вниз и принес из траттории литр слегка пенящегося капистелло, и наконец они расположились на террасе под тремя колоннами, где шныряли кошки, и устроили «баснословно дешевый пир, достойный богов». Потом, заказав у Априле по чашке кофе, долго сидели и смотрели на закатное золотисто-зеленое море на северо-востоке между склонами пемзовых гор, на треугольник Стромболи над горизонтом, однако ни муж, ни жена не проронили о вулкане ни слова.

— А как продвигается твоя работа, Лулубэ?

— На ночь я оставила холст у одной старушки, донны Раффаэлы в Порто Леванте, чтобы краски подсохли.

— И что ты думаешь — хорошая будет вещь?

— Понятия не имею! — Создание поджала губы.

— Ну а что это будет? Что ты пишешь?

— Что? Да я только-только начала. Сама не знаю пока. — Создание снова поджала губы.

В один из таких вечеров, еще до темноты, они бродили вдоль набережной в Липари, между растянутыми на скалах для просушки рыбачьими сетями с пробковыми поплавками, потом свернули на Vico Jove.

— Переулок Юпитера, — перевел название Ангелус.

— И здесь даже целых две гостиницы.

— Гостиницы — пожалуй, это эвфемизм.

— Вон, смотри: «Albeigo al Jove». «Гостиница „Юпитер“». Наверное, здесь живет мистер Кроссмен.

— С чего ты взяла, Лулубэ?

— По-моему, это бы ему подошло. Жить у Юпитера. Даже если здешний Олимп — такой вот плохонький.

— Спросить в гостинице о Кроссмене?

— Может быть, он не откажется выпить с нами капистелло?..

Туриан справился о мистере Кроссмене в обеих маленьких гостиницах, но вернулся ни с чем. Они пошли дальше, теперь уже по Vico Venere.

— Переулок Венеры, - снова перевел Ангелус. — А вот и «Гостиница ,,Венера“». Может быть, мистер Кроссмен поселился здесь?

— С чего ты взял, Ангелус?

— По-моему, ему бы это пошло. Жить у Венеры. Пусть даже ее Олимп — такой вот паршивый с виду.

— Не думаю, чтобы он очень интересовался Венерой.

— Да?.. Ты права, здесь он тоже не живет, — сообщил Туриан, вернувшись после очередных бесплодных расспросов. — Возможно, он вообще не живет на Липари.

— А где же?

— Ну, например, по ту сторону Монте Розы, в Канетто, где каменоломни.

— Не думаю...

— Или уже уплыл отсюда совсем.

— Не думаю...

— Нынче вечером ты что-то, Лулубэ, совсем ни о чем не думаешь. С чего бы это?

— Было бы немножко обидно, если бы...

— Что?

— Если бы он уплыл совсем.

— Почему?

— Он — моя модель.

— Кроссмен? Он тебе позирует?

— С какой стати! Просто мне кажется, я могла бы использовать для картины его... внешность.

— Верно, голова у него интересная.

— Поэтому мне хотелось бы увидеть его еще как-нибудь, раз или два. И хорошо бы — при дневном свете.

— Ага... Постой, он ведь говорил, что работает на археологических раскопках, там, в крепости. Хочешь, я завтра туда схожу и спрошу о нем?

— Нет, — вдруг резко ответила Создание. — Я не намерена бегать за этим кроманьонцем.

Ангелус усмехнулся в бороду с не вполне осознанным чувством облегчения. Наследующий вечер, в сверкающих сумерках они совершенно случайно встретили англичанина в Греческой долине.

Донна Луиза — так теперь старик Априле величал госпожу Туриан — приготовила «баснословно дешевый ужин богов» в более ранний, чем обычно, час, из чего следовало, что предстоит более долгая, чем обычно, вечерняя прогулка. Туриан спросил у хозяина, есть ли в Канетто гостиницы. Ответ он получил отрицательный: в Канетто живут в основном рабочие пемзовых каменоломен, «рабы господина Томми Ферлаццо».

— Кто это такой?

— Пемзовый король Липарских островов.

— И зовут его Томми?

— Да. Потому что он долго жил в Соединенных Штатах.

Туриан:

— Может быть, Кроссмен поселился у этого Ферлаццо.

Создание:

— Не думаю. Насколько я его знаю...

— Мы его очень мало знаем.

— ...Он не стал бы жить у «пемзового короля».

— Но, судя по всему, в гостинице он тоже жить не стал.

— И где же, по-твоему, он поселился?

Ангелус улыбнулся не без ехидства:

— В какой-нибудь пещере.

Они миновали Сарацинскую башню и спустились в Piano Greco, Греческую долину, освоенную людьми еще в древности, тысячи лет назад. Здесь уже готовились к сбору винограда и оливок. Из долины не видно было ни Мессинского пролива, ни фейерверков над Стромболи, быстро сгущались ранние сумерки, уже взошел на ярко-фиолетовом небе поразительно быстро прибывающий яркий месяц, совсем белый, с едва заметным золотистым оттенком, и в его свете пыльно-серая листва грациозно изогнутых олив тоже казалась призрачно-белой. На дорожке, которая сворачивала вверх по склону, они увидели указатель — отливающую серебристым цветом глыбу пемзового камня с надписью: «Кваттро Пани — 7 км».

Вверх по тропинке метнулись вдруг три призрака, таких же белых, как месяц в вышине. Вампиры-альбиносы? Нет, мимо промчались три полуодичавшие финикийские собаки с головами, как у летучих мышей. Следом за ними кто-то шел — видимо, от него и пустились наутек эти бесхозные псы. По тропинке шел человек в серебристом облачке пыли.

— Hello! — сказал Кроссмен так спокойно, будто они договорились здесь встретиться. Удивительно, что даже сейчас он был в солнечных очках.

— У вас лунные очки? — по-английски сказала Лулубэ, желая сострить. Он пропустил ее шутку мимо ушей.

— Я уже пятый час на ногах. Был там, наверху, в Кваттро Пани. Да, «Четыре хлеба» — так называется эта деревушка. Такая бедность, что я даже засомневался... Засомневался, найдется ли у них там хотя бы четыре куска хлеба.