Книга Порченый подарок, страница 36 – Галина Чередий

Почудилось, что онор Бора слегка вздрогнул от этого звука и широкие плечи чуть поникли. Конечно, почудилось, больше никак.

Целитель продолжил осмотр, натер какой-то жирной мазью с ароматом трав мои ступни, кисти, уши и щеки, потом другой — колено и плотно замотал его. Взял одну из подушек, подложил под ногу так, что тянуть и нудить сразу почти перестало, и все это время я глядела в стену и находилась на грани истерики, желая зарыдать в голос, вопя, за каким шарааком меня лечить? Чтобы потом унижать и терзать здоровую? Так дольше получится?

— Да что же так все плохо-то? — посуровел лекарь и почему-то осуждающе глянул в спину онору Бора. — Полежи тут, сварю-ка я тебе кое-что вкусное да возвращающее улыбку на девичьи губки.

Пресветлая, будто у меня еще когда-то появится шанс улыбнуться!

Бородач ушел, бормоча под нос, и предводитель аниров сразу же обернулся и безмолвно, но с не допускающим и намека на возражение видом указал на выход и главному рунигу. В этот раз тот даже не подумал возразить и сразу оставил меня наедине с чудовищем, что готовилось, очевидно, обрушиться на меня с новым шквалом обвинений или чем-то гораздо хуже. Все внутрисжалось и похолодело, живот скрутило от ожидания самого паршивого поворота дел, мышцы окаменели, сердце заскакало, как бешеное, а по спине выступила холодная испарина.

Бора нависал надо мной некоторое время, пугая все больше и больше, до тех пор, пока у меня уже в глазах темнеть не начало, и не в силах уже это выносить, я вскинула голову, сталкиваясь с ним взглядами. И опешила, потому что ожидаемого чистого гнева там не нашла. Он глядел так, словно испытывал смесь вины и грусти.

— Ты сделала это нарочно? — негромко спросил он, но я все равно вздрогнула.

— Сбежала? — Горло болело все сильнее.

— Отдала себя… сделала своим первым мужчиной другого… нарочно? — покривившись, как от нудящего зуба, анир дернул головой. — Только чтобы не принадлежать мне? Потому что заставил? Так противен?

Я заморгала, не сразу и понимая, что он пытается спросить, а потом решительно мотнула головой, тут же застонав и схватившись обмазанными руками за виски.

— О, Даиг, нет конечно! — немного резче, чем следовало от мучения, причиняемого колыханием и грохотом в черепе, ответила ему. — Я его… любила.

— Любила… — повторил, как эхо, Бора, хотя скорее было похоже на отзвук отдаленного грозового рокота. — И если смогла бы убежать, то к нему вернулась бы?

— Что? — Меня снова пронзило дрожью, но на этот раз не поверхностной, а идущей из самых глубин, переполненной брезгливостью, ужасом и отвращением к себе, слепой безмозглой дуре. — Нет! Ни за что!

Анир глядел на меня пристально, кажется, решая для себя, хотел ли он знать почему, но потом опять дернул головой, чуть выпятив жесткий угловатый подбородок, как если бы перечеркнул и отбросил нечто.

— Тебе следует простить меня, — сказал он совсем не тоном просителя, нет, отдал приказ, смягченный лишь самую малость.

Я же не спросила за что конкретно, только по-прежнему не прерывала нашего визуального контакта, давая понять, что если захочет — сам продолжит.

— Я сказал, что тебе не нужно меня бояться, и обманул, — произнес он отрывисто. — Но такое больше не повторится, или доверия нам никогда не видать. Та злость… Не на тебя она должна быть. И сказанное мною сгоряча — гадко. Этот жестокий обычай — доргаст — я ведь запретил его уже много лет как. — Мужчина покачал головой и потер переносицу, будто недоумевал и досадовал. —И до сего момента никогда не понимал: неужто обманутому с… мужику так сложно совладать со своей мстительностью и жаждой топтать, причинять боль и разрушения… но вот поди ж ты — сам оказался не лучше тех, кого карал за подобное.