Книга Ненавистная пара, страница 82 – Галина Чередий

— Ты болтаешь ерунду.

— Болтаю.

— Мне сложно уложить в голове масштаб происходящего. — Летэ взглянула мне в лицо снизу вверх, выдавая на мгновение свою растерянность и уязвимость.

— А уж мне-то как. — Я прижал ее щекой к своей обнаженной груди. — Если такой умнице-заумнице сложно, то представь, как мне, пню бестолковому. Но мы разберемся, Летэ.

— Никакой ты не пень. — Моя истинная обхватила меня руками вокруг торса, прижимаясь, а у меня запершило в горле. — Так, просто эгоистичная бесчувственная коряга иногда. Ну еще озабоченное животное… властная ско…

— Так, хватит комплиментов! — оборвал ее, ибо смеяться сейчас больновато было. — Нужно выспаться и набраться сил, а утром все еще разок обмозговать на свежую голову.

Укрытие, чтобы скоротать остаток более чем бурной ночи, я выбрал неподалеку тут же на берегу, около огромного валуна, окруженного низкими, но густыми зарослями, к которому как можно ближе уложил Летэ и укутал. Конечно, невеликая защита с одной стороны, начнись опять какое-то серьезное дерьмо, но хоть что-то. Само собой, у открытой воды сырости и прохлады больше, но и с этого места я мог просматривать оба берега реки и окраину леса. Бывшая Зрящая что-то пробовала бормотать уже заплетавшимся от общего изнеможения языком про мои неудобства, но заснула раньше, чем закончила мысль и пригласила меня опять в кокон одеял. Все равно я бы отказался. Что мне тот предрассветный холодок — ерунда, а вот пригреться и слишком расслабиться в окружении ее тепла и аромата сейчас будет безответственно. И так каждый раз, поглядывая на ее рассеченный лоб, наливающиеся чернотой синяки на скуле, подбородке и на треснувшие губы, я ощущал себя самым конченным из самцов. А как иначе, если твоя истинная лежит тут вся избитая и едва живая? Лишь на секунду промелькнуло горькое воспоминание, что однажды, кажется, был готов убить ее своими руками… о том, что считанные дни назад лелеял планы отплатить за всю прежнюю боль. Куда девалась вся жажда мести? Желание цинично потерзать, помучить хоть как-то, сделать близость унизительной?

Реальная угроза смерти Летэ, что была так близко, смела мою злость как никчемную шелуху. Я как будто прошел сквозь яростный поток разрушительной и одновременно исцеляющей магии, что протянул меня бешеной полноводной весенней рекой по каменистому мелководью, начисто содрав с души слой столько лет сидевших там уродливых рубцов обид и ран, и от этого они все чудесным образом зажили, позволяя сейчас нарастать новой, способной остро чувствовать коже. И в ней было так неожиданно легко дышать и передвигаться, все равно что взять и перестать таскать за собой везде и всюду целую гору. Даже при абсолютно четком осознании, в какой эпичной заднице мы с парой очутились, и полном еще непонимании, как быть дальше.

Моя решимость просто взять и, не спрашивая согласия, утащить Летэ на безопасные земли Первых Истинных пошатнулась. То есть сильнейшее желание так и сделать никуда не делось — простой, даже примитивный выход таким образом держать в безопасностисвою пару хоть до самой смерти навязывал мой зверь. Для него-то тут все проще и понятней некуда. Взял и спрятал. С остальной херней, в том числе и отказом твоей самки скрываться, можно разобраться потом… как-нибудь. И, косясь на опухшее и расцвеченное ударами мелкой Зрящей гадины лицо спящей Летэ, я испытывал огромное искушение поддаться требованиям зверя. Вот только животная часть на то и есть животная, чтобы не заморачиваться предсказанием и высматриванием далеко идущих перспектив. На кой? Пару нашел, в укромное место сныкал, бережешь, кормишь, обеспечиваешь, ублажаешь. Дети появились — их кормишь, растишь, учишь. Враг пришел — дерешься за них до смерти. Любишь, не одинок, счастлив. Все. Жизнь волка удалась. Вот только мы, двуликие, уже давно не те звери, у которых все по прямой и просто. И игнорировать окружающий мир с его проблемами, сузив его для себя на своей семье и стае, чревато тем, что этот самый говенный мир сам припрется на твой порог, расхреначит махом идиллию и отберет все.