Книга Лилия между тернами, страница 122 – Галина Чередий

Господи, как же я люблю эту обездвиживающую тяжесть, властность и уверенность прикосновений, этот голос, произносящий такие бесстыдные слова, от которых у меня мутится в голове.

Откуда он всегда знает, как нужно ко мне прикасаться и что говорить, чтобы я истекала и просто растворялась в своем желании, в нём.

Губы ласкают мой затылок и шею, а его пульсирующий член вольготно располагается в ложбинке между моих ягодиц. Я знаю, что его вершина уже тоже сочится влагой, и Рим мучительно медленно двигает бедрами, размазывая её по моей коже и создавая это восхитительное трение. Его руки проскальзывают под моё тело, и я оказываюсь окружена им. Он повсюду на мне, окутывает меня, отрезая от всего мира и оставляя мне только ощущения, которые мне дарит он. Его губы ласкают мои плечи и шею все настойчивей и ощутимей. Наверное, останутся следы. Но мне плевать. Пусть будут. Моя кожа — это его холcт, пусть рисует, что хочет.

Его пальцы опять заставляют меня совершать восхождение, подталкивая шаг за шагом к такому ослепительному финалу. И снова я уже вижу его и почти могу дотянуться, но мои дрожащие пальцы замирают лишь в миллиметрах от такого желанного наслаждения. Римман держит меня на грани, не давая ни отступить и перевести дух, ни сорваться в экстаз. Это длится и длится, кажется, целую вечность. Я уже извиваюсь, обливаясь потом и исходясь желанием, но он все продолжает пытать меня.

Я молю его, мои стоны наслаждения перерастают в рыдания, но он по-прежнему неумолим. Я больше не могу выдержать, и муки удовольствия становятся болью.

Я бьюсь под его телом, но не могу победить его и вырваться, чтобы остановить эту пытку. Я уже не молю о наслаждении, а только о пощаде.

Но тело Рима становится словно каменным, сжимая меня и душа, и я не могу освободиться, чтобы сделать хотя бы следующий вдох.

— Ты моя! — рычит Римман в моё ухо. — Я найду тебя даже на том свете, Ники. Ты моя!

— Твою ж мать! — шокированный возглас Миши подкидывает меня на кровати.

Я отпрыгиваю и оказываюсь стоящей посреди комнаты, в человеческом теле и совершенно голой. Испуганно выдохнув, я сдернула с парня одеяло и обернулавокруг себя.

Миша сидит с глазами на выкате и отвисшей челюстью и пытается что-то сказать, но у него выходят только нечленораздельные звуки. А я мучительно размышляю как быть. Обратиться обратно на его глазах будет явно плохой идеей. У парня совсем крыша поедет, если сейчас она еще на месте.

Я начинаю пятиться к двери, волоча за собой одеяло, и тут Миша, наконец, отмирает.

— А ну, стоять! — я действительно замираю, обалдев от его наглости. — Куда это ты собралась в таком виде?

Я хлопаю глазами на парня. Он только что стал свидетелем того, как кошка обратилась в человека, и единственное, что его волнует, это то, что я выйду на улицу голышом? Вот с самого начала я видела, что у него с головой не порядок.

Миша, видимо, окончательно приходит в себя и осторожно подходит ко мне. Протягивает трясущуюся руку и дотрагивается до моего обнаженного плеча. Вот чудак человек! Когда трогал меня в образе здоровой хищницы у него руки не дрожали, а сейчас — гляньте-ка!

— Так ты оборотень? — то ли спрашивает, то ли утверждает он.

— Перевертыш, — поправляю я.

— Круто! Охренеть, как круто, садовница! — неожиданно расплывается в дурацкой улыбке Миша и снова трогает мою кожу.