Книга Крепостная, страница 88 – Марьяна Брай

— Знаю. Только мы с вами обмозговать все должны и попробовать решить это миром. Не сразу Москва строилась. Давайте до весны придержим вожжи, - ответил Осип. Он потом говорил что-то еще, а я пробиралась сквозь толпу к тому самому мужичку. А прежде чем туда податься, махнула рукавицей Фирсу. Он головой мотнул, будто понял, чего хочу.

— А ежели к весне ничаво не поменяитси? – голосок этот был все ближе и ближе, а я уже видела хитрую физиономию, спрятавшую свое тщедушное тельце за спинами мужиков покрупнее.

— А у тебя самого-то семья большая али ты не за себя балакаешь? – громко спросила я его. И народ расступился, поняв, что внутри толпы образовался диалог.

Теперь мы с этим мужичком были видны и барину, и Фирсу, и всем остальным. Я-то знала, что такие вот говоруны, оказавшись на сцене, вмиг умолкают.

— А чаво я-то? Я со всеми, я за мужиков, - «глас народа» мигом осип и заблеял, аки агнец.

— Барин говорит ведь, что не он придумал закон и сам чичас не знает, чаво делать, - стараясь копировать слова Глаши, я боялась, что меня примут за чужачку, но пока это работало.

— Ну, говорит, значит, правда, - оратор из народа отступал и отступал, а толпа все расширялась, давая больше пространства нам с ним.

— Он ить сказал, что четверых в дом и с ими будет гуторить. А ты му да му, будто теленок неразумный, - я напирала с хохотком, и толпа этот хохоток поддержала. Эдакие шутки народ любил, и «свой» моментально стал предметом для насмешек. - Или нравитси вам тута портки промораживать? Коли нравитси – стойте, а барин спинойболеет. Простынет, сляжет, и будете сами свои беды разбирать.

Я подняла голову повыше и пошла из круга к крыльцу.

— Айдате, кто смелый, в дом. Я себя выдвигаю. Хоть земли не имею, а от того мне ишшо хужей, чем вам. Тоже хочу с барином говорить и знать, чего ждать нам, - поравнявшись с Осипом, подмигнула ему и жестом показала подниматься на крыльцо. Церемониться здесь было нельзя. Идти на свальный крик и пытаться перекричать их – тоже плохая идея.

В доме девки уже поставили на стол самовар, простые кружки и простую закуску к чаю.

— Наливку свою неси, Нюра, - прошептала я, пока Осип в прихожей скидывал одёжу.

За ним домой вошли трое. Того, голосистого, среди них не было, а жаль. Он бы тут и вякнуть побоялся, а вот тем, что за столом с барином сидел, хвастал бы до самой смерти. И то, что договор с ним лично заключили – тоже. А когда народ бы начал снова гудеть, будто пчелы в улье, самолично бы всех успокаивал, потому что он сам почти «договор о мире» с барином подписал.

— А иде тот, что кричал? – спросила я у трех мужиков, что вошли и, стоя в прихожей, мяли в руках шапки. - Зовите его. чтоб потом не говорил, что все за его спиной решили, - почти приказала я.

Один из мужиков выглянул и крикнул:

— Митрич, айда, тебя зовут. Да поскорей давай, шевели батогами!

Барин, заметив на столе наливку, покосился на Нюру. Та мотнула головой в мою сторону, мол, инициатор она.

— Там по две рюмки выпить, - прошептала я. – Одну сразу, вроде как для сугреву, а вторую на ход ноги, - прошептала я Осипу, пробравшись в нему.

В дверном проеме, ведущем в крыло Петра, стоял он с Кларкой. Она всем своим лицом и каждым движением выражала неприятную удивлённость присутствием крестьян на одной территории с ней.