Книга Пораженные, страница 11 – Р. Д. Бейкер

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает меня.

Я пожимаю плечами.

— Прекрасно, как всегда.

— Хорошо.

Ей все равно, она просто говорит это, потому что должна. Даже у Кормящихся все еще есть встроенная светская беседа, когда они говорят всякую чушь, которую не имеют в виду, во имя вежливости. Вероятно, она не очень старая.

Я смотрю на нее мгновение, любуясь ее прямой черной стрижкой и карими глазами, и мне интересно, кем она была до того, как все это началось. За сколько времени до того, как вирус обратил ее? Она была врачом? У нее есть характерные манеры.

Затем я снова ощущаю на себе его взгляд. Мужчина все еще стоит там и смотрит на меня. Я собираюсь спросить его, что происходит, что не так, чего он хочет, когда он внезапно раздвигаетзанавески и уходит.

Гребаный урод.

Как только пакет наполняется моей кровью, женщина вынимает иглу из моей руки и заклеивает лейкопластырем оставшееся отверстие. Она велит мне оставаться на месте и высовывается из-за занавески, чтобы попросить принести поднос. Входит другая вампирша с подносом, на котором молочный коктейль и пончик.

— Ешь, — говорит она, указывая на поднос, поставленный рядом со мной.

Есть вещи, которые я сейчас терпеть не могу, но которые любила до того, как приехала сюда. Я помню, как мы с братом ездили в городскую пончиковую, которая была открыта до полуночи, сидели на капоте его машины, и он всегда воровал мой пончик с клубничной глазурью, хотя настаивал, что простая глазурь — его любимое блюдо.

Пончик застревает в горле из-за кома, который образуется у меня в горле, когда я думаю о брате, о Кейдене, моем близнеце. Мой отец называл нас «Тряпичная Энн и Энди», хотя ни у кого из нас не было рыжих волос.

— У нас у каждого по штуке, — с любовью говорила моя мама, когда гладила нас по головам, по темным волосам Кейдена, таким же, как у нее, и моим светлым волнам, таким же, как у моего отца.

У меня щиплет в глазах, и я с трудом проглатываю тепловатый молочный коктейль. Я до сих пор помню голос Кейдена, когда он мне позвонил.

— Они мертвы, Джулс, — он всхлипывал. — Я не знаю, что делать. Что мне делать?

А потом, не прошло и двух недель, как он был мертв.

И я осталась одна.

Раздается звон металла о землю, и я вырываюсь из своих воспоминаний, когда из одной из соседних кабинок доносятся крики. Женщина выбегает посмотреть, что происходит.

— Ты не можешь этого сделать! — это мужской голос, похоже Ларри, и он громко протестует.

У меня кружится голова, когда я хватаюсь за подголовник, поднимаясь на ноги, несмотря на то, что мое лицо краснеет, а к горлу подступает желчь. Я, спотыкаясь, бреду к занавеске, когда раздаются новые крики.

— Что происходит? — я слышу женский голос, когда высовываю голову из-за занавески.

— Его вены никуда не годятся, — говорит другой Кормящийся, мужчина в темно-синей медицинской форме. — Они разрушаются. С ним покончено.

— Нет! — Ларри внезапно вытаскивают из кабинки, его глаза расширены от ужаса. — Что вы делаете? Я все еще могу работать, от меня все еще есть польза!

Женщинакачает головой.

— Нет крови — бесполезно. Снимите его.

Мой желудок падает.

— Что вы делаете? — я вскрикиваю, вываливаясь из кабинки.

Кормящиеся поворачиваются, чтобы посмотреть на меня, и женщина указывает указательным пальцем.

— Иди и сядь.