Книга Серебряные крылья, золотые игры, страница 184 – Иви Марсо

Он смотрит мне в глаза, а затем отводит взгляд ― боль очевидна.

Сабина, не обращая внимания на восторженный шум толпы, смотрит на меня с недоумением в своих прекрасных глазах, откидывая с лица выбившуюся прядь волос. Ее губы дрожат, как будто в любой момент стражники снова утащат меня. Как будто все это ― жестокий розыгрыш, достойный бессмертного Попелина.

Она повторяет то, о чем гадают все присутствующие на похоронах.

― Что случилось в том шатре, Бастен?

Я прижимаюсь к ее лбу, тепло нашего общего дыхания смешивается, золотые жетоны, вшитые в ее лиф, тихо звенят, и бормочу:

― Язычник наконец-то обрел веру в судьбу.

Глава 31

Сабина

Бастен сжимает мою руку так, будто никогда не собирается отпускать, уводя меня прочь. Мое сердце бьется в смятении, когда я бросаю тревожный взгляд за спину, все еще ожидая, что Райан пошлет своих охранников догнать нас.

На губах у меня вкус Бастена ― дым костра и сосна. Мои легкие едва справляются с дыханием, все еще не придя в себя после поцелуя. Бастен сошел с ума? Почему Райан отпускает нас?

Бастен молчит. Но его уверенность, его крепкая хватка на моей руке говорят обо всем. Мне не нужны его божественные чувства, чтобы уловить его напряженное дыхание. Я видела его страх, его злость, и уж точно видела его похоть ― но это что-то новое.

Свет в его глазах, когда он смотрит на меня через плечо, почти… счастливый.

Что, черт возьми, происходит?

Мой ворчливый, красивый, задумчивый охотник никогда не бывает счастлив.

Он ничего не говорит, пока мы не удаляемся от усыпальниц. Золотые монеты на моем платьезвенят при каждом шаге. Запах благовоний исчезает, сменяясь свежим ароматом влажной листвы.

Над извилистым ручьем возвышается дуб, его древние корни обнажены и змеятся, образуя углубления, где почва выветрилась. Бастен ведет меня в укромный уголок между корнями, где пружинистый мох под ногами образует такой же пышный ковер, как в Сорша-Холле.

Я смотрю на рассеянный свет над головой, пробивающийся сквозь листья, только начинающие окрашиваться в желтые и красные цвета.

― Это прекрасно.

― Прекрасно? Нет. Это слово можно использовать только по отношению к тебе. ― Бастен прижимает меня спиной к стволу дерева и приникает к моим губам с таким осязаемым желанием, что я готова раствориться в нем. Я обхватываю его за шею, притягивая к себе еще ближе.

Его губы прижимаются ко мне, пробуя на вкус, и мир опасно кренится. Сердце стучит в груди, побуждая меня к действию, а разум кричит об осторожности. Это запрещено. Райан может нас повесить. Но каждое прикосновение его губ подобно искре, которая сжигает все разумные доводы. Этот поцелуй, застывший между желанием и опасностью, острый, как бритва.

Его язык проскальзывает между зубами, лишая меня мыслей, пока я не превращаюсь в лужу эмоций.

Затаив дыхание, я прислоняюсь головой к стволу, наблюдая, как пробивающийся через листву солнечный свет пляшет на его красивых чертах. Я никогда не хотела ни одного мужчину так сильно, как его. То, что я считала любовью раньше, было детской игрой и притворством; любовь, которую я испытываю к Бастену, горит, как свеча фей, которую никогда не потушить. Она будет гореть, гореть и гореть, пока не рухнет мир.

― Больше никаких секретов, ― шепчу я, глядя в его темные глаза.

― Больше никаких секретов. ― Он опирается одной рукой на дерево позади меня и наклоняется ближе, чтобы провести указательным пальцем по краю моей челюсти, словно изучая изысканную статую. ― Помнишь, я поклялся, что когда я поцелую тебя в следующий раз, нам не придется прятаться?