Книга В уплату долга, страница 42 – Екатерина Ромеро

Папаша наверняка берег, чтобы выгоднее продать замуж. Чтобы подложить эту сладкую конфету под кого-то, кто покажется ему самой выгодной партией. Но не тут то было. Теперь она дитя мое носит, и не вернется к папаше, пока я не заберу свое.

Алина не выходит добрых сорок минут, и это изрядно меня выбешивает. Почему-то от одной только мысли о том, что Илана после сегодняшней ночи может скинуть ребенка, жжет в груди. Нет. Я хочу этого малыша. Я хочу забрать его себе. Он мой, по праву.

Нахрена я ее вообще тогда трахнул? Думал, что легче мне станет, но не стало. Проблему только сделал. Черт.

Впервые ловлю себя на мысли, что думаю за девушку, а не только за своего малыша в ее животе, и это мне не нравится. Она –  Озерова. Она дочь суки, убившей моего ребенка. Ничего кроме.

Через минуту Алина выходит, подходя к окну, у которого я курю. Тушу сигарету, выпуская дым через нос.

– Ну?

– Можно закурить?

Обычно спокойная Алина выглядит взбудораженной. Протягиваю ей пачку сигарет. Даю прикурить. Докторша неумело затягивается, сразу же несколько раз коротко кашляя.

– Я привела девушку в чувства. Она сознание потеряла, но уже пришла в себя.

Врач опускает взгляд, и я понимаю, что это еще не все.

– Выкладывай. Все. Полностью.

– Переохлаждение организма есть, и еще небольшое обезвоживание. Хорошо, что вы растерли ей ноги и руки. Это немного помогло разогнать кровь. У девушки давление, вероятно, ночью сильно упало, да еще и стресс какой-тодикий. Организм, видать, не выдержал, решил отключиться на время. Она потеряла сознание. Сейчас состояние близкое к шоку.

Алина смотрит на меня. Только ей так можно. Смотреть в упор.

– Роман Викторович, у девушки второй месяц беременности, но она очень ослаблена. И да, она не ела не потому, что не хотела, а потому, что кормили вы ее не тем.

Прокашливаюсь. В горле почему-то дерет.

– В смысле? Как это не тем. Ее что, блядь, золотыми батонами кормить надо?

– Да нет. Я не про это. Илана – вегетарианка. Она не ест никакого мяса, рыбы и тому подобного. Овощей ей дайте, фруктов, орехов, семян. Воду обычную, чаи, соки. Беременным полезно.

Выдыхаю, усмехаясь. Орехи, семечки. Белку, блядь, приволок на свою голову. Понятно теперь, почему она такая бледная была, когда глотала мясо с кровью при мне, а потом ее сразу же вывернуло.

В груди что-то жжет. Илана от страха это делала, а не от упрямства. Чтоб меня не злить. Боялась, что сам ее накормлю. Проклятье.

– Как ты поняла это?

– По ее жестам. У меня брат двоюродный глухонемой, я знаю, каково это. Я отлично ее понимала, хоть девушка и плакала все время, что я общалась с ней. А еще… она просила помочь ей. Вызвать полицию. Позвать отца.

Сжимаю кулаки. Хоть кто-то ее понимает, но точно не я.

– Что еще она тебе наплела?

Док секунду жмется, но все же выкладывает все, как на духу. Мы давно с ней работаем, и  я ценю ее за открытость.

– Ничего такого, чтобы я вынесла из этого дома. Господин Волков, я слишком долго с  вами работаю. За это даже не думайте. Но могу сказать, что Илана очень напугана. Боиться почему-то, что у нее ребенка заберут. И еще. Вас боится. Очень. Как только я сказала, что вы стоите за дверью, она еще больше плакать начала, в стену вся вжалась. Давление опять упало. Пришлось снова нашатырь давать. Потом только она пришла в себя.