Книга Судьба самозванки, страница 56 – Амо Джонс, Меган Брэнди

Я не могу оставить тебя, маленькая Лондон.

Пальцы дергаются, чтобы коснуться того, что принадлежит мне, в момент, когда я думаю об этом, поэтому я призываю ветры наверху, скользя ими по ее щеке.

Ее губы изгибаются во сне, и мне приходится отвести взгляд.

Всего несколько часов назад она была обернута вокруг моего члена. Теперь это ощущается по-другому. Как прощание.

Я подношу горлышко бутылки ко рту, не в силах оторвать глаз от ее шелковой кожи. Еенога высовывается из-под простыней, прямо на линии яркого лунного света, пробивающегося сквозь звездное стекло наверху. Это не то, чего я хотел, но я знаю, что загнан в угол без гребаного выбора.

Ставя теперь уже пустую бутылку скотча на стол, я встаю во весь рост. Все еще чувствую ее запах на себе, ее вонь прилипает ко мне, будто она принадлежит этому месту. Потому что это так. Все в Лондон принадлежит мне, даже ее гнев. Я бы заключил это дерьмо в объятия и позволил бы ей взорваться от моего прикосновения. Черт, но я ненавидел ее.

А еще больше я ненавидел то, что совсем ее не ненавидел.

Шипя, я стискиваю зубы и сокращаю расстояние между нами, пока ее кровать не касается голеней. Наклоняясь вперед, убираю ее светлые волосы со щеки и напрягаюсь, когда она перекатывается на спину, шелковый халат распахивается и обнажает безупречную плоть. Два идеально розовых соска смотрят на меня в ответ, подтянутый живот напрягается, когда она раздвигает ноги.

‒ Черт… ‒ рычу я, слегка проводя кончиком пальца по внутренней стороне ее обнаженного бедра. Это не тепло, которое разливается по всему моему телу от простого прикосновения, это лед.

Как будто мороз проник в кровь. Она нужна мне. Но я не могу ее получить. Я не заслуживаю ее, и она не хочет меня.

Она бы никогда не захотела меня.

‒ У тебя вошло в привычку наблюдать за мной, пока я сплю? ‒ сонно шепчет она, но ее тело не двигается.

‒ Иногда. В других случаях я кончаю тебе в рот, а ты даже не знаешь об этом.

У нее нет умных замечаний, просто пристальный взгляд, в ее глазах печаль, которую я терпеть не могу.

‒ Найт?

Я опускаюсь на край кровати, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на единственной ванне, которая стоит посреди комнаты. Только я начинаю представлять Лондон голой в этой ванне и все те разные способы, которыми я мог бы трахнуть ее, в ней и вокруг нее.

Я прочищаю горло.

‒ Я не хочу ненавидеть тебя, но я ненавижу, ‒ ее слова возвращают меня в настоящее.

Лондон ‒ жесткая женщина, и она ни перед кем не смягчает свои углы. Мне это в ней нравилось. Она брала все, что, блядь, хотела, и ей было похуй, как это выглядело для кого бы то ни было. Я бы сказал «нарциссичная», если бы у нее не было так много замечательных черт, которые противоречили этому термину.

Она, должно быть, перекатываетсяна бок, потому что кровать колышется подо мной.

‒ Я буду ненавидеть тебя вечно, Найт. Я знаю себя, ‒ ее голос утонул во сне.

Я должен бороться с собой, чтобы не смотреть на нее, чтобы увидеть, действительно ли она проснулась. Я знаю это, но знать и слушать слова, слетающие с ее губ, ‒ это совсем другое, черт возьми.

‒ Я никогда тебя не прощу и собираюсь сделать твою жизнь невыносимой.

Последнее слово ‒ призрак слогов на ее губах, и когда я поворачиваюсь, чтобы наконец взглянуть на нее, я удивлен, увидев, что ее глаза слабо смотрят в мои.