Книга Баламут, страница 23 – Alexander Blinddog

Алексей громко сопел. Выглядел он так, словно никак не мог определиться — расплакаться ему или взорваться от гнева и броситься с кулаками на Баламута. Он медленно развязал тесёмку кошелька. Вынул из него медальон. Швырнул его под ноги наёмнику.

— Подавись, — княжич сплюнул. — Волчье отродье, тварь подколодная. Ни чести, ни совести. Чтоб ты в болоте потонул!

— Ты очень смелый для того, кому в грудь мечом тычут. Столь же смелый, сколь и глупый, княжич. Ну как, расстроюсь я от таких слов? Мечом тебя пырну? Не самая славная смерть будет, согласись? Быть прирезанным посреди каких-то гнилых болот? Не, не красиво. Про такое песни не поют. Ладно там ещё змеюка из черепа за пятку укусила. Тоже ничего хорошего, если подумать, не слишком героически. Это хоть при жизни надо было успеть отметиться чем-то полезным для людей, чтобы смеха не вызывало. А ты чего? Походил, побродил, да и сгинул не пойми где? Глупо, глупо. Побереги себя, придержи язык за зубами, отрок. Так что, вот он, мой тебе совет, на дорожку — не гневи того, у кого меч, когда у тебя оного не имеется.

Баламут, не опуская клинка, присел, поднял медальон. Вытер его от грязи о штанину и сунул за пазуху.

— Вон к той берёзке подойди, — острие меча качнулось в сторону.

Не сводя взгляда с наёмника, княжич встал возле дерева. Баламут кинул ему кусок верёвки.

— Привязывайся, да покрепче. Я проверю.

Алексей стоял на месте, всё время сжимая и разжимая кулаки. Баламут поднял меч и упёр острие наконечника в шею княжича, предупреждающе поцокал языком.

— Дам тебе ещё один урок задаром. Люди делятся на два типа, Алёша. У одних есть меч. Другие привязывают себя к дереву. Ты — привязываешься.

Трясясь от гнева и страха одновременно, княжич обхватил берёзу и завязал верёвку вокруг запястий. Баламут подошёл ближе, подёргал узлы, проверяя прочность, кивнул удовлетворённо.

— Сойдёт, хоть что-то ты умеешь, — сказал он.

— Сволочь! — крикнул княжич.

— Ну, что поделать, — с видом оскорбленной невинности, сказал Баламут, — вот такой я человек. При всех моих несомненных достоинствах, есть во мне капелька негодяйства.

Убрал меч в ножны, свистнул коня, быстро проверил седельные сумки, подтянул ремни седла.

— Меня же здесь волки сожрут! — крикнул княжич. — Хочешь взять грех на душу, так не томи, сразу вонзи мне меч в грудь! Прямо в грудь белую рази меня! Убийца!

Баламут остановился, дёрнул подбородком, выругался под нос. Почесал затылок и вернулся. Поднял кинжал Алексея, вынул его из ножен и воткнул рядом с берёзой в землю. Отошёл на пару шагов назад, прищурился, к чему-то примеряясь. Затем вернулся и воткнул кинжал в землю поближе к дереву, где привязался княжич.

— Вот так оно, пожалуй, получше будет, — сказал Баламут. — Ножкой своей светлейшей до ножичка дотянешься, а там уже как-нибудь путы перережешь. Или не перережешь и помрёшь, дело твоё, коли хочешь. Я не настаиваю.

Он демонстративно отряхнул ладони и прыгнул в седло.

— Береги себя, княжич. Надеюсь, развяжешься раньше, чем тебя комары живьём сожрут. Как говорится в народе — надеюсь, больше не свидимся. Помни доброту мою. Мог бы ведь и ножичком по глазам, ты же оценил?

Баламут снял шапку с фазаньим пером, помахал ей на прощание. Когда перестук копыт удалился и растворился за шумом деревьев, княжич наконец расплакался. Он дёрнул руками, чтобы утереть недостойные слёзы, но узел верёвки держал прочно, а где-то вдалеке уже завыли волки.