Книга Стажер магического сыска 3, страница 38 – Юлия Гладкая, Alexander Blinddog

— Первый раз вижу, чтобы в приличном доме разрешалось так хамить гостями, — огрызнулся Глеб, тут же поймав на себе гневный взгляд её мужа.

— Прекратите, — пророкотал Лазарев-старший. — Давайте не будем все портить друг-другу настроение за праздничным ужином.

Сразу же повисла гнетущая тишина, нарушаемая только скрипом столовых приборов по тарелкам.

— Что-то обстановка за столом мрачная такая, будто на поминках, ну право слово! — сказал Мартынов и неловко хихикнул.

— Как знать, возможно этот ужин и станет в самом деле моими поминками, — произнес не без бравады Лазарев-старший.

— Не стоит шутить с такими вещами, как смерть, — ледяным тоном произнесла госпожа Апрельская.

— А я и не шучу, — отозвался Лазарев, смакуя вкус осетрины.

— Не говорите так, Алексей Степанович, — тут же подал голос Мартынов. — Вам ещё жить да жить!

— Только кому-то это не нравится, что я зажился на белом свете, — сказал Лазарев. — Представляете, дамы и господа, какая оказия? Прислали мне тут давеча одну записочку интересную. Дескать, убьют меня сегодня ночью, во время этого самого ужина.

После таких слов Глеб ожидал, что начнется сущий кавардак. Однако заявление это было принято на редкость холодно. Роман даже не оторвался от еды, чета Апрельских забубнила какие-то безэмоциональные возмущения, словно сетуя на плохое обслуживание в магазине. Один только Мартынов вскочил и начал громко кипятиться, распыляя проклятия и угрозы в сторону анонимного посланника, да и тот быстро замолк и сел обратно, пока его жена, уткнувшись носом в тарелку, что-то шептала, по всей видимости молитвы.

Глеб мысленно ругнулся. Он и сам не знал, чего ожидать от гостей, кто из них и как себя должен выдать, но вот только только заявление Лазарева и реакция присутствующих ясности тоже не внесла. Если бы это был не обеденный, а карточный стол, стоило бы подумать над тем, чтобы пойти играть куда-то ещё, тут ловить нечего. Оставалось только ещё раз мысленно выругаться, что его дар в том, чтобы считывать эмоции при прикосновении, а не потаённые мысли по выражению лица.

Нужно было как-то раскачать ситуацию.

— Ну почему же, — сказал Глеб, — кому-то вот показалось очень смешной шутка, пугать АлексеяСтепановича подобными записульками. Угроза смерти, подумать только. У кого-то ведь поднялась рука. Как думаете у кого из нас бы хватило на это дерзости?

— Не стоит шутить с такими вещами, как смерть, — снова холодно бросила Апрельская.

— Думаю, мне можно. Однажды я уже был мертв.

— Вы слишком болтливы для мертвеца, — буркнул Иван.

— А что? Лично мне очень интересно, — снова оживился Мартынов. — Уверен это очень интересная история.

— Не слишком интересная и уж совершенно точно не для ужина, — отрезал Глеб и снова сделал вид, что сосредоточился на жарком, исподтишка разглядывая реакцию гостей. Тщетно. Жизни в них было столько же, сколько в истуканах на острове Пасхи.

— Постойте, а ваше лицо мне кажется очень знакомым, — сказал Мартынов. — Где-то я вас уже встречал.

— Это вряд ли, — буркнул Глеб и снова опустил глаза в тарелку.

Остальная часть ужина прошла действительно будто на поминках. Иногда вспыхивающие короткие разговоры тут же затухали, а все попытки Мартынова вбросить какую-то шутку повисали в воздухе. Лазарев потягивал виски, его сын сосредоточился на ужине, остальные старались не поднимать друга на друга взглядов. Только неугомонный Порфирий всё время просил Еремея то подать ещё осетринки, то интересовался насчет ножки индейки.