Книга Стажер Зеркального сыска, страница 60 – Юлия Гладкая

– Грудку подай, – велел он половому, – а медовуху не надо, время рабочее, знаешь ли.

– Тогда чай или кофий? – засуетился парнишка, стараясь выслужиться перед важным чином.

– Чай, – решил Митя, поудобнее устраиваясь у столика недалече от тепла, – да овощей запеченных, ежели есть.

– Для вас – всенепременно. – Половой едва не щелкнул каблуками и опрометью унесся обслуживать гостя.

Митя рассеянно оглядывал полутемный зал, размышляя, стоит ли сегодня наведаться в клинику за рекой или по такой погоде лучше вернуться в департамент. Клиника что, не убежит, обновит он им завтра обменные зеркала, раз уж того протокол требует. Медленно стянув с рук перчатки телячьей кожи, Митя аккуратно положил их подле себя на стол. Перчатки были подарком Катерины Артамоновны за успех в деле с бусинами. Правда, сам Митя успехом это не считал, наоборот, ему все чудилось, что он упускает нечто важное. Однако спорить с начальницей не стал и подарок принял.

Устроив перчатки, Митя протянул руки в сторону буржуйки, желая согреть озябшие пальцы.

– И вы тут! – раздался знакомый голос. Митя, вздрогнув, прищурился. Никифор Иванович, отец Вари, тяжело опустился на противоположный стул, с грохотом ставя перед собой тяжелую глиняную кружку. Темная жидкость внутри взволновалась от неуклюжего движения и, будто нехотя, плеснула на стол, образовав лужицу. Запахло медом.

– Добрый день,господин аптекарь. – Митя невольно прикоснулся к голове, которую не так давно починял Никифор Иванович, и этот жест не укрылся от глаз собеседника.

– Болит? – коротко спросил он, зачем-то стуча себя по виску.

– На погоду, – признался Митя и, тут же спохватившись, добавил: – Несильно.

– Это пока вы юны, несильно, к старости так мигрени замучают, не будете знать, куда кидаться. Хотя, впрочем, как знать, доживете ли вы до старости, – мужчина вздохнул, – жизнь – такая непредсказуемая штука. Вот взять хоть мою Вареньку. Как сейчас помню, как она появилась в доме. Такая глазастая, испуганная, маленькая… – Аптекарь вдруг всхлипнул, и по его щекам побежали крупные слезы. У Мити начало жечь уши. Он все еще чувствовал за собой вину в смерти Вареньки. И сейчас, видя, как убивается ее отец, ему стало невыносимо дурно. Он ухватился за шейный платок и непослушными пальцами затеребил его, желая, чтоб морозный ветер сию же секунду ворвался в трактир. Темные стены вдруг стали давить, а тепло от печек показалось адским пламенем.

– Никифор Иванович, друг мой, – трактирщик вырос подле аптекаря, точно из-под земли, – ну чего ж это вы так, с утра пораньше. Я вас предупреждал, что медовуха у нас знатная, а вы уж и рады пробовать. Давайте-ка я ходока вызову да домой вас отправлю. Там, поди, пациенты ждут.

– А к черту их! – рявкнул аптекарь, отталкивая от себя трактирщика. – Всех к черту! Пустой дом, пустой без моей душеньки, моей девочки. И мне в мире пусто! – Последние слова он провыл так, что Митя ощутил мурашки на коже. Трактирщик же тем временем подозвал полового, и вдвоем они, ежесекундно извиняясь перед магом за неудобства, ухватив несчастного под руки, утащили того прочь.

Зеркальщик же уставился на оставленную кружку, хотя перед глазами вновь колыхалась топь да клетчатая накидка – все, что осталось от Вареньки.

– Уж извините, господин маг, – забормотал трактирщик, одной рукой подхватывая кружку, а другой протирая стол тряпкой, – такой конфуз вышел, обед за счет заведения.