Книга Дикая Омега, страница 92 – Ленор Роузвуд

Он наклоняется ко мне, его светлые глаза за жёлтыми линзами сужены, изучают меня с той клинической сосредоточенностью, от которой у меня мгновенно теплеют щёки. Я напрягаюсь, вся будто сжимаюсь, когда он снимает кожаную перчатку и тыльной стороной пальцев касается моего лба.

— Похоже, у тебя всё ещё жар, — бормочет он, большим пальцем тихо проводя по линии моей скулы — так нежно, что никак не вяжется с его кровавой репутацией. — Странно. Он должен был давно спасть.

Я сглатываю, рот внезапно пересох. Я облизываю губы — мелкое, невинное движение, но его внимание цепляется за него так резко, будто я сделала что-то куда более интимное.

Золотые линзы ловят этот жест. Запах в воздухе густеет. Пряный, плотный… возбуждение. Сильное, тяжёлое. Я вдыхаю его — и жар мгновенно поднимается по венам, разгораясь под кожей.

О нет.

Только не сейчас. Пожалуйста. Только не это…

— Мне… нужно сесть, — шиплю, сопротивляясь новой волне головокружения.

Чума сразу двигается, его длинные пальцы скользят под мои плечи, осторожно поднимая меня. От прикосновения по телу словно пробегает разряд — каждая точка соприкосновения вспыхивает искрами, разжигая нестерпимую, расползающуюся жажду.

Живот сжимается, и низкий стон вырывается прежде, чем я успеваю его задавить. Жар нахлынул, накрыв с головой — будто расплавленный металл разлился между бёдер.

Чума замирает. На его лице — та хищная неподвижность, когда озарение наконец опускается на него.

— Айви, — рык низкий, с сиплым, хриплым надломом, которого я раньше в нём не слышала. — Ты что… входишь в течку?

Я сдавленно всхлипываю, пальцы судорожно комкают тонкие простыни, пока тело предательски выходит из-под контроля. Каждое нервное окончание — натянутая струна, каждая щепотка ткани, касающаяся моей кожи, — раскалённая пытка.

Этого не может быть. Не сейчас. Не здесь. Не с ними…

Меня накрывают воспоминания о Центре — искривлённые, липкие картины ухмыляющихся охранников и холодных, клинических «процедур». Тогда я была просто вещью. Предметом. Инструментом, который используют и выбрасывают. Мои течки были для них очередной формой пытки.

Но здесь… здесь, окружённая альфами — окружённаяЧумой — страх вплетается во что-то более тёмное. Первобытное. Обещание удовольствия и боли. Сладкого подчинения… и потери всего, что делает меня мной.

— Айви.

Голос Чумы прорезает туман, цепляя меня обратно в реальность. Его пальцы обхватывают мой подбородок, приподнимая лицо, заставляя встретиться с пустым золотым взглядом линз. — Посмотри на меня.

Я подчиняюсь мягкому приказу и замираю. Его запах разливается густо и тяжело, тёплым туманом накрывая мысли. Я привыкла слышать альфа-голос только как грубую, властную команду, полную насилия — но эта… простая, тихая… наполняет меня странным облегчением. Напряжение в мышцах чуть-чуть отпускает, и пульс перестаёт шататься так болезненно.

В его тоне нет угрозы. Нет жестокости. Нет обещания боли. Только какая-то благоговейная тишина, совершенно чуждая этому закалённому убийце.

— Я не причиню тебе боль, — шепчет он, голосом, который сам по себе — почти прикосновение. Шершавое, нежное, до мурашек. — Не так, как они.

Меня пронзает дрожь. Он знает. Как-то — знает. И этот жестокий, изломанный альфа вдруг обещает защитить меня от того, что со мной делали.