Книга Двор Ледяных Сердец, страница 280 – Элис Нокс

Завтра я всё забуду. Но сегодня ещё помню. Хоть раз сделать то, что хочу я.

Переступила порог.

Пар окутал, скрыл всё вокруг.

И сквозь белую пелену я увидела его.

Морфрост стоял у противоположного края чаши, спиной ко мне, опирался на бортик – руки расставлены широко, голова опущена. Поза казалась расслабленной, обманчиво небрежной. Но пальцы вцепились в мрамор так сильно, что костяшки побелели, выдавали напряжение, что он пытался скрыть.

Белые волосы намокли, потемнели, прилипли к шее и широким плечам. Капли воды прокладывали путь по позвоночнику, скользили по впадине между лопатками, исчезали под поверхностью, что доходила ему до груди. Спина открыта – мускулистая, рельефная, каждая линия вырезана так чётко, будто скульптором, не природой.

Лицо повёрнуто вполоборота, глаза закрыты, и на нём – печаль, что он больше не прятал. Сырая. Настоящая. Та, что заставила сердце болезненно сжаться.

Он не слышал, как я вошла. Не чувствовал. Был погружён слишком глубоко в себя, в мысли.

Первый и последний раз я видела его таким. Уязвимым. Без масок.

Халат соскользнул с плеч сам, упал шёлковой лужицей к ногам.

Шагнула ближе. Потом ещё. Босые ступни беззвучны на влажном кафеле.

Остановилась у края чаши, где пар был гуще, где воздух был насыщен его запахом.

– Тоже решил с вечера пораньше освежиться?

Голос прозвучал легче, чем ожидала – почти игриво. Эхо его слов. Тех самых, что он бросил мне когда-то.

Реакция была мгновенной.

Тело застыло – каждая мышца, каждый вдох. Вода перестала плескаться. Время замерло.

Мгновение тишины – оглушающей, звенящей в ушах.

Потом глаза распахнулись резко – ледяной голубой цвет вспыхнул в полумраке, яркий, как удар молнии. Голова развернулась так быстро, что вода взорвалась волнами, побежала к краям чаши, расплескалась по мрамору.

Он смотрел – широко раскрытыми глазами, не веря, не понимая, что видит, будто я была видением, что может исчезнуть в любой момент.

Я стояла у края в тонкой белой сорочке, почти прозрачной от пара, что оседал на коже, превращал ткань в ничто. Она облепила грудь, бёдра, скрывала и обнажала одновременно, оставляла больше вопросов, чем ответов. Волосы распустились, коса не выдержала влаги, пряди падали на плечи тяжёлыми волнами. Метки светились сквозь ткань – шесть серебристых узоров, пульсировали в такт сердцу, что колотилось так яростно, будто пыталось вырваться.

Босая. Дрожащая. Решительная.

– Элиза. – Имя сорвалось с губ как молитва, проклятие, вопрос, на который он боялсяуслышать ответ. Голос надломленный, сырой. – Что ты…

– Собираюсь искупаться. – Пожала плечами небрежно, изобразила невинность, что не чувствовала. – Как и ты, судя по всему.

Его взгляд метнулся вниз – скользнул по влажной ткани, по груди, где соски проступали сквозь тонкое полотно, по животу, по бёдрам – потом рывком вернулся к лицу, будто обжёгся. Адамово яблоко дёрнулось. Дыхание сбилось, стало рваным.

– В моей купальне, – выдохнул, и в голосе прозвучало что-то между шоком и желанием, что он больше не мог скрывать.

Усмехнулась – его усмешкой, той самой, что он дарил мне когда-то.

– Разве слуги не сказали? – Голос звучал удивлённо, невинно. – У нас смежные покои. И одна купальня. На двоих.

Пальцы на краю чаши сжались сильнее. Челюсть напряглась, скулы обозначились резче, превратили лицо в маску сдерживаемого желания. Мышцы на руках перекатились под кожей, выдали войну, что происходила внутри.