Книга Брак по контракту со злодейкой, страница 62 – Ангелишь Кристалл

А я… я почувствовала, как стул подо мной стал твёрдым камнем, ледяным и чужим, а воздух в столовой сгустился, как вода, в которой меня погрузили с головой. Каждый вдох давался с усилием, сердце билось тяжело и гулко, и казалось, ещё немного— и его стук услышат все за этим столом.

Мать чуть склонила голову набок, изучая нас так, будто пыталась выловить из воздуха малейший намёк на фальшь, но в её глазах уже горело довольство. Она видела не картину вынужденной сделки, а витрину «удачного союза», которым можно блеснуть на каждом приёме.

— Я хочу услышать вашу историю, — произнесла она тем тоном, в котором сплелись и любопытство, и желание убедиться, что перед ней действительно пара. — Как всё началось?

Вэлмир даже не удостоил меня взглядом. Его ответ звучал ровно и без единой заминки, словно он репетировал каждое слово: вечерняя прогулка в саду, случайная беседа, общие взгляды на важные вопросы… Он вплетал ложь в такую безупречную ткань, что она начинала походить на истину, а каждое сказанное им слово будто вживляло в окружающих нужную ему картину.

Я сидела молча и изредка кивала, позволяя его голосу заполнять пространство, и чувствовала, как внутри всё сжимается. Каждое его слово, произнесённое с той безупречной уверенностью, будто он действительно верил в собственный вымысел, ложилось тяжёлым камнем на грудь. Я хотела возразить, вставить хоть малейшую правду, но понимала — в глазах родителей это выглядело бы не как опровержение, а как неумелая попытка отшутиться. Любая тень сомнения с моей стороны разрушила бы созданный им фасад, а вместе с ним — и мою иллюзорную «защиту».

Пальцы под столом впились в ткань юбки, пока я сохраняла на лице ту самую холодную маску, которую он, вероятно, ждал от меня. На каждом вдохе хотелось сорваться, сказать, что всё это не более чем ловушка, но я ясно видела довольный взгляд матери и просчитывающий каждое слово отца. Они уже приняли этот союз. А значит, любое моё возражение будет встречено как каприз, а не как крик о помощи.

— И с того вечера, — закончил Вэлмир, бросив на меня короткий, но многозначительный взгляд, — я понял, что не собираюсь отпускать леди Эйсхард.

В столовой повисла тишина. Мать смотрела на нас так, будто её только что осчастливили лучшей новостью года. В её глазах читалось то самое удовлетворение, которое всегда означало: спорить бесполезно, она уже видит перед собой идеальный исход. Отец лишь слегка кивнул, но в этом жесте было больше одобрения, чем в сотне слов — он уже сделал выводы и принял решение.

— Что ж, — мягкопроизнесла графиня, и в её голосе звенела скрытая победа, — тогда у нас нет причин откладывать объявление.

Я почувствовала, как холодная волна прокатилась по спине. Откладывать. Объявление. Эти слова звучали, как приговор, и по их лицам я поняла — всё, что должно было быть обсуждено между мной и герцогом наедине, теперь окончательно вышло за пределы моего контроля.

А он… он просто откинулся на спинку кресла и с едва заметной тенью улыбки, которую видела только я, наблюдал за моей немой капитуляцией. Если бы кто-то в этот момент заглянул мне в глаза, то понял бы: из ловушки, в которую я попала, выхода больше нет.

Обеденное время выдалось странно тихим — почти гробовым. Ни звона посуды на кухне, ни приглушённых разговоров в коридорах. Лишь шелест ткани да мягкие шаги служанок, возившихся вокруг моего чемодана, словно я собиралась в дальнее путешествие, а не переезжала в поместье человека, чьё имя само по себе звучит как приговор. Каждое сложенное платье, каждое аккуратно уложенное украшение казалось звенящей нотой в симфонии неизбежности.