Книга Укушенная, страница 162 – Джордан Стефани Грей

Когда Уна чувствует себя лучше и, наконец, снова отпускает шуточки, она уходит, а я остаюсь сидеть в постели. Ожидаю. Планирую. Я провела последнюю неделю, составляя каталог ночных дежурств охранников, а также других оборотней, которые живут на моём этаже. Я точно знаю, кто тайком выпивает стакан тёплого молока, а кто дремлет, когда у него долгая смена. Я даже знаю, что Эви храпит, когда засыпает, а это начинается ровно в 22:30 вечера, чтобы она могла проснуться до восхода солнца.

Итак, кактолько мир погружается в темноту, и я слышу, как храп Эви перекрывает храп охранников внизу, я открываю дверь и выхожу в коридор.

Мой желудок сжимается. Я не одна.

Принц Синклер Севери прислоняется к стене, закинув ногу и уткнувшись головой в камень. Он смотрит на меня краем глаза.

— Я знал, что в конце концов ты сбежишь. Обратно в темницу, я уверен.

Я сердито смотрю на него. Это проще, чем сосредотачиваться на боли в его алых глазах или на его нахмуренных губах. Губах, которые касались моих. Я качаю головой. Он смеётся тихим, невесёлым смешком.

— Не лги мне, Ванесса.

Поэтому я не лгу. Вместо этого я топаю по коридору.

— Осторожнее, дорогая. Ты производишь ужасно много шума. Я бы не хотел, чтобы тебя застукали.

Его слова летят, как стрелы. Я напрягаюсь.

— Шума не больше, чем от тебя, — шепчу я позади себя. Но я сдерживаю своё присутствие, поднимаясь по лестнице в вестибюль медленными, неуверенными шагами. Син следует за мной, так близко, что его присутствие обжигает мою кожу. Его рука остаётся на моей пояснице, направляя меня всё глубже и глубже в лагуну. Как только мы оказываемся в безопасности внутри, я набрасываюсь на него.

— А почему ты думаешь…

Он зажимает мне рот рукой и заставляет замолчать. Прижимая меня к стене, он говорит:

— У тебя было время высказаться. Прошло почти две недели. Теперь моя очередь.

Мои глаза расширяются, когда его левая рука скользит по тонкой ткани моей чёрной как смоль ночной рубашки. Она соответствует ночи за окном. Небо поглощает молодую луну; ни капли серебристого света не попадает в бассейн. Его обсидиановые воды остаются неподвижными, когда Син скользит рукой от моего рта к горлу. Он ласкает изгиб мягкими, нежными движениями. И мне больно… боже, как мне больно. Хочется шлёпнуть его по руке. Наклониться навстречу прикосновению. Поцеловать его. Ненавидеть его.

Если бы мир был окрашен в чёрно-белые тона, всё было бы намного проще. Это есть нюанс, который причиняет боль.

— Каликс рассказал мне о том, что произошло, Ванесса. Я должен был быть рядом с тобой. Я должен был, чёрт возьми, догадаться. С моей стороны было глупо предполагать, что королева будет добра. Но я думал, — он качает головой, — я думал, что ты держишься на расстоянии ради собственной безопасности.

Я смотрю на наши ноги.Его ботинки, мои шлепанцы и мокрый камень под ними.

— Это не имеет значения.

— Нет, — рычит он, — имеет. Я должен был проверить, как ты.

У меня щемит сердце. Я не хочу признавать правду; я бы хотела, чтобы он проверил меня.

— Ты… ты должен защитить себя. Своё будущее.

Его прикосновения становятся грубыми, дыхание прерывистым. Он хватает мою руку и прижимает её к своему сердцу.

— К чёрту моё будущее, Ванесса. Мне жаль.

Правда. Правда.

Но от этого становится только больнее.