Книга Царица Теней: возвращение Персефоны, страница 330 – Инна Ласточка

Макария качнула головой и подошла, замирая рядом, как изящная скульптура из льда.

— Я поступила бы так же, — глядя прямо перед собой, сказала она, — но я бы сделала всё, чтобы об этом узнал ещё один человек.

Аид изменился в лице.

— Я не мог ей сказать. Когда я соглашался на это, я понятия не имел, что такое дар Эроса, и представить не мог, что так сильно… — он глубоко вздохнул, — она жива, это главное. На остальное я не могу повлиять… и не хочу.

Ветер сменил направление, и Макария ощутила до боли знакомый запах, который, она была уверена, никогда не слышала в царстве Теней — аромат цветов с мороза, букета, оставленного под дверью в снегу февральским утром. Ей хватило доли секунды, чтобы понять, что так пахнет одежда Аида… одежда её отца. Почему она раньше не чувствовала этого? Почему только теперь? Детство, проведённое в доме Геракла и Деяниры, встало перед глазами так живо — небольшой сад, скамейка, и этот запах, так часто возникающий рядом с ней.

— Так это был ты? —позабыв о том, с кем говорит, воскликнула она. — У дома Геракла и Деяниры, на площади, на поле боя и после… после, когда я принесла жертву царице Теней?

Аид повернулся к ней и без всякого предупреждения обнял — плечи его дрогнули, однако голос, которым он произнёс ответ, остался твёрд:

— Со момента твоего рождения не было и дня, чтобы я не думал о тебе. Ты моя дочь, и я люблю тебя больше всего на свете.

***

Единственный из богов, кто никогда не интересовался Великой Матерью Всего, никогда не видел её и не стремился увидеть, впервые ступил на порог её обители. Она ждала его, а, увидев, почему-то заплакала — крупные золотые слёзы потекли по её лицу, оставляя тонкие дорожки, губы сложились в мягкую улыбку.

— Ты так похож на него, — прошептала Гея, поднимаясь ему навстречу.

Это были первые слова, которые он услышал от неё, и давно забытый голос всколыхнул в нём древние, не совсем его, но принадлежащие ему воспоминания.

— Это я, — тихо ответил Эрос, замерев перед ней, как прекрасная Олимпийская статуя.

Она обходила его по кругу, но на этих словах вздрогнула и замерла плечом к плечу с ним, лишь повернув голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Ты не лжёшь…

— Лгу, — улыбнулся он, — и не лгу одновременно. Я везде… в дожде и ветре, в огне и воде, я жизнь и смерть, я твой преданный брат и маленький бог, не имеющий к тебе почти никакого отношения. Я в каждой части Солнечного Опала, Гея. И я здесь.

Она прерывисто вздохнула.

— У меня получилось, Эрос, у меня получилось, но я… я не знаю, скажи мне, правильно ли я поступила? Могла ли я выбирать, кому жить, а кому покинуть этот мир? Могла ли я верить Мойрам и идти путём таких немыслимых жертв жизнями, чувствами, судьбами других? А может… может, существовал иной, лёгкий путь?

В золотых волосах Эроса сверкнули искорки божественной силы.

— Путь к величию никогда не бывает лёгким, и тебе удалось пройти его. Была ли ты милосердна? Каковы были твои поступки? Не имеет значения. Важен лишь результат, — он вздохнул. — Ты была права, Гея, моя жертва бессмысленна, но без неё не было бы и твоего мира, не было бы защиты и победы над тьмой. Баланс, вот что остаётся в твоей власти. Береги этот мир, береги баланс тьмы и света, и береги себя, — Эрос развернулся и пошёл к выходу, когда она окликнула его.