Книга Дарханы. Академия Четырех богов, страница 97 – Евгения Александрова

— Ты не знаешь слишком многого. Думаю, твои заявления о тайне — лишь дерзкая бравада и способ выжить, — Арнеина покачала головой.

Не пора ли покинуть бродягу и не приказать ли сослать в ближайшую темницу, чтобы с ним разобрались гвардейцы императора: сентар де Нару — лучший дознаватель, которого она знала.

— О, ваше величество! Вы так решили лишь потому, что я назвал вас — светлой душой, полной любви? — в голосе бродяги разлилась ирония. — И вы, ваше величество, должно быть уже давно причислили к себя к тем, кто творит дела по воле богов, но чувствует, что это лишь уводит от истинного света. Ведь сколько бы вы ни прикрывались именем Четырёх богов, никто из вас не слышит их голосов: только один император имел честь говорить с ними… или сошёл с ума так, что ему все поверили.

За одну эту фразу она бы уже должна была приказать отрубить ему голову.

Сомневаться в императоре — после всего, что он сделал для страны, для всей Ивварской Империи? После того, как установил новые границы, добившись невероятных успехов. Нет, Самуэль — мудрейший, самый проницательный правитель из всех — и именно потому, что с ним говорят боги, потому что ему дано куда больше, чем простым смертным и даже чем самым сильным магам.

Бородатый приоткрыл глаза и поймал, видно, ярость, промелькнувшую на лице. И снова улыбнулся, готовый сдаться на волю божественного суда, но никто из Четырёх не торопился отнимать его жизнь.

— Вы злитесь, ваше величество, потому что очень боитесь… — прошептал он едва слышно. — Что я хоть в чём-то говорю правду.

— Какие глупые, наивные речи. Верно,я зря теряю свое время и зачем-то слушаю бродягу, волей богов не растоптанного копытами моей лошади. Отчего же я должна тебе поверить? Сказать, чтобы спасти свою паршивую жизнь, можно что угодно, но только боги рассудят, кто из нас прав.

Злость внезапно утихла. Мысль, что она была рождена страхом, разом погасила внутреннее пламя. Не Арнеине бояться земных суждений: она отдала свою душу и жизнь служению великому человеку и богам, и будь это ложь — ничто уже не изменится для неё.

Следующие слова прозвучали гулким ударом в разлившейся тишине.

— Ты ждешь ребёнка, который никогда не должен был родиться.

Арнеина улыбнулась, поджав губы, пальцы слегка дрогнули.

— Возможно, ты талантливый и сильный маг. Или узнал что-то от моей доверенной целительницы прежде, чем эта тайна была похоронена. Говорит ли это хоть что-нибудь о том, кто ты такой на самом деле и что в твоих словах истина?

Бродяга внезапно приподнялся, взял ладонь Арнеины прежде, чем она успела отпрянуть, и прижал к её шее свою — прямо к голой коже. Прикосновение обожгло внезапностью, привычная защита пошатнулась, и Арнеина вдруг сделала резкий глубокий вдох — закружилась голова.

Чужая воля пробила брешь в обороне, и Арнеина, боясь смерти, замерла… но увидела не смерть, а жизнь. Перед глазами возникло видение того маленького сердца, которое билось сейчас у неё под грудью. Оно было ещё так мало, но уже существовало вопреки воле своего отца, вопреки смирению матери и даже вопреки пророчествам богов. Ведь этот ребенок уже жив! И император не пал…

Сила любви, сконцентрированная в крохотном сердца, оказалась столь велика, что Арнеину затопило с ног до головы огромной жаркой волной — и будто весь мир начал слышать торопливое биение: быстрее, быстрее, ещё, изо всех сил, зазвучать громче прежде, чем кто-нибудь посмеет заставить его смолкнуть.