Книга Чёрный священник, страница 20 – Anevka

Энна полузастенчивым-полукокетливым движением убрала за ухо прядь волос, выбивавшуюся из канонической причёски.

— Ты не один так думаешь. Мне уже здешний комендант предложение сделал.

— Так соглашайся. Сейчас ведь не Тёмные Века, можешь себе позволить.

— Ты безнадёжен, — вздохнула аббатиса и потрепала своего оцелота, всё ещё преданно глядящего ей в глаза, между ушей. — Зачем мне муж, если есть Дашаф?

— Тоже верно, — рассеянно отозвался Джегг. Он думал уже о другом.

* * *

— Итак, у оцелотов есть свои социальные игры, — рассуждал он вслух, поглаживая свернувшегося на коленях Уко, всегда засыпавшего во время перелёта. — На своей территории ты хозяин и будешь бросаться на чужаков вне зависимости от их намерений и размера. Но оцелот в ошейнике, а тем более на поводке, перестаёт восприниматься как самостоятельный индивид — он становится лишь приложением к хозяину. Поэтому ты шипишь на колонистов, которые приходят ко мне со своими оцелотами. Но и сам ты не желаешь вторгаться ни на чью территорию. А если я тебя туда затащил, то и разбираться с последствиями предоставляешь мне.

Уко никак не реагировал на этот монолог, лишь поводил ушками и тихонько урчал. Даже во сне он знал, что возвращается домой, и его это полностью устраивало.

* * *

Лето не перевалило ещё и за середину, когда медиакуб засветился лиловым — тревожным цветом вызова по внутренней связи Миссии. Джегг ненавидел визуальные сеансы. Но всё-таки позволил изображению сидящей за столом аббатисы замерцать в полумраке его кухни. Простоволосая Энна на этот раз была одета куда небрежнее и бледностью соперничала с побелкой на стене.

— Что стряслось? — задал формальный вопрос Джегг, остро пожалев, что не утопил медиакуб в озере ещё весной. Впрочем, это всё равно бы не помогло. От аббатства всего два часа лёта.

— Интернат… несколькопарней раздобыли где-то айраксу.

— И? — Джегг прислонился к противоположной от проекции стене, сложил руки на груди и внимательно разглядывал паутину в углу.

— И, наверное, ещё что-то покрепче айраксы, — аббатиса облизнула пересохшие губы.

— Ближе к сути.

Притаившийся под столом оцелот тихо зашипел.

— Они перепились и требовали от охранников периметра привести им девочек, — Джегг кивнул, так и не взглянув на собеседницу. — Те, по инструкции, вызвали педагога-воспитателя.

— Женщину, — Энна вздрогнула, увидев, как скривились его губы. Джегг много раз высказывал ей своё мнение о методах белых священников. И об их инструкциях. — Она осталась жива?

— Да, — поспешно сказала аббатиса. — Пока ещё да. Джегг, если её успешно реанимируют, с восстановлением психики я помогу, — её голос дрожал, и он знал, что на ресницах у Энны сейчас блестят слёзы. — Это моя вина. Она моя послушница. И это я определила её на работу в интернат.

— Да, это твоя вина, — жёстко отрезал он, наконец, повернувшись к аббатисе лицом. Уко выбрался из-под стола и ловко запрыгнул Джеггу на плечо, начал топтаться там, устраиваясь поудобнее. — Дай угадаю — она ещё и аборигенка.

— Её родители получили посвящение в Миссии, и она с детства росла при…

— Замолчи, — Джегг закрыл глаза. Хотел бы заткнуть и уши, чтоб не слышать этот оправдывающийся тон. Её наивность причиняла ему почти физическую боль.

Оцелот косился фосфоресцирующими глазами на изображение аббатисы и враждебно шипел.