Книга Покоренная Хвороком, страница 57 – Каллия Силвер

Закутанную в мех, ранимую, хрупкую, болезненно чистую в своей человеческой невинности.

И этого одного хватило, чтобы в нём вспыхнула ярость, похожая на взрыв звезды.

Никто не должен смотреть на неё. Никто не должен знать о ней. Она — только моя.

Дулаахатовская удача заключалась лишь в том, что связь была не очной. Будь он рядом — Кихин разорвал бы его без раздумий.

Человеческая девушка не понимала, что сделала. Не понимала, на какую панель нажала, когда тронула консоль. Не понимала, что едва не изменила ход всего. Но в своей отчаянной попытке связаться хоть с кем-то она… спасла их.

Она удержала Дулаахата на связи достаточно долго, чтобы Кихин успел вернуться.

Налгарская охотничья группа нашла их первой — и устроила засаду, которую он кроваво разорвалв клочья. Но это были не последние. Они знали местоположение. Они придут.

Им нужна была срочная эвакуация.

И если бы она была обучена, если бы не прикоснулась к панели — он мог бы пропустить жизненно важный вызов.

Может быть… может быть, лучше просто позволить ей быть собой.

Но сейчас — в этой разогретой, напряжённой точке времени — всё рациональное исчезло в потоке запаха её кожи и следов боя, пульсирующих в его венах. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, неровно дышала, а её лицо было розоватое с тем же румянцем, что сводил его с ума.

И то, как она сказала его имя…

Это почти повалило его на колени.

Он больше не мог сопротивляться.

Кихин шагнул к ней ближе — огромный, грозный, тёмный. Он видел, как румянец на её щеках усилился. Как её дыхание дрогнуло.

Жажда внутри него взвилась, распаляясь, становясь неукротимой.

Медленно, намеренно, он поднял руку.

Снял повреждённый шлем.

И отбросил его в сторону с низким, хищным рыканием.

Теперь она увидит его.

Всего его.

Воздух внутри корабля был холодным, пропитанным лёгким запахом металла, дыма и чего-то более тёмного — возможно, крови. Сильвия сидела неподвижно в кресле пилота, всё ещё укутанная в меха, которые он ей дал. Её тело было напряжено, каждая мышца натянута, как струна.

И затем, не произнеся ни слова, он снял шлем.

Её дыхание резко сорвалось; лёгкие будто перестали работать.

Ничто не могло подготовить её к тому, что она увидела.

Его кожа — насыщенного, глубокого синего цвета — ловила низкий свет, словно тень, пропитанная шёлком. Его глаза — горящие красные — сияли устойчивой, тревожащей интенсивностью. Они не моргали. Не дрогнули. Его волосы — длинные, чёрные как обсидиан — спадали на плечи, взъерошенные ветром, удивительно мягкие на вид несмотря на суровость всего, что было в нём.

А лицо… было одновременно элегантным и жестоким. Резкие линии, острые углы. Слишком чужой. Слишком поразительный.

Её взгляд упал на лёгкое размыкание его губ — там блеснули клыки. Настоящие. Острейшие. Его ноздри вновь раздулись, будто он втягивал запах её кожи, словно ему было мало, грудь поднималась и опускалась в медленных, контролируемых вдохах.

Он выглядел как существо из сна — или кошмара.

В каждом сантиметре его тела чувствовалась опасность и едва сдерживаемая ярость.

Его броня — потрескавшаяся, обожжённая, всё ещё дымящаяся в отдельных местах — делала его ещё более внушительным. И всё же он не бросился вперёд. Не закричал. Он просто стоял и смотрел на неё.

Он сердился? Она сделала что-то не так?