Книга Невеста дома Доустер, страница 106 – Тина Солнечная

Карандаши на столе покатились, когда он притянулменя ближе. Стук сердца заглушал всё остальное. Дыхание смешалось, пальцы находили кожу, и в каждом движении было что-то большее, чем просто желание — жажда быть рядом, быть нужным.

Когда мы наконец отстранились, на губах остался вкус его дыхания, в висках пульсировало то же странное, сладкое головокружение. Он смотрел на меня, всё ещё не отпуская, и улыбнулся — тихо, чуть устало, с тем самым выражением, от которого хотелось снова потерять голову.

— Кажется, я снова нашёл вдохновение, — шепнул он, и я невольно рассмеялась, прижимаясь к его груди.

Он чуть отстранился, всё ещё касаясь лбом моего лба, и выдохнул:

— Ты больше не невинна, Мишель. — Его голос прозвучал тихо, почти с грустью. — И я не знаю… насколько ты не против быть сейчас со мной, как с мужем. Я удивлённо посмотрела на него.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что я знаю, что других братьев ты… ты к ним более расположена. Или, может, они просто настойчивее, — он усмехнулся, но без злости, а с лёгкой обречённостью.

— Ты ошибаешься, — покачала я головой. — Я чувствую к тебе ровно то же, что и к ним. И ты ничем не хуже, Торас. Он вздохнул, скользнув пальцами по моим волосам.

— Ты бы смогла меня полюбить? — спросил он, глядя прямо в глаза. — Если честно, я уже не надеюсь, что предки выберут тебе меня.

Я прикоснулась к его губам кончиками пальцев и прошептала:

— Я уже люблю тебя, Торас.

Он замер. А потом его глаза вспыхнули — не просто радостью, а каким-то ослепительным внутренним светом, словно в нём вдруг зажглась новая звезда. Он выдохнул, дрогнувшими пальцами провёл по моей щеке, будто проверяя, не сон ли это.

— Не смей шутить так, — хрипло сказал он, но в голосе слышалось неверие, восторг, трепет.

— Я не шучу, — ответила я.

Он коротко рассмеялся, с тем странным, почти счастливым безумием, от которого у меня перехватило дыхание.

— Тогда... прости.

Он подхватил меня, легко посадил на край стола, и все его краски, кисти и эскизы полетели на пол. Он легко оказался у меня между ног, склонился ко мне, и наш поцелуй вспыхнул, как искра, — уже без слов, без сомнений, с тем отчаянным, страстным восторгом, который случается, когда чувства становятся сильнее разума.

Я почувствовала, как его руки обвивают меня, как в его дыхании смешались счастьеи дрожь. И всё вокруг — мастерская, холодные стены, запах краски — растворилось, оставив только нас двоих и то, что горело между нами.

Он держал меня так, будто боялся отпустить хоть на миг — и в то же время будто только теперь осмелился по-настоящему прикоснуться. В каждом движении, в каждом взгляде было столько тепла, что сердце сжималось от нежности.

Его руки были горячими, уверенными, но бережными. Он целовал меня так, словно каждый вдох был обещанием — молчаливым, трепетным, бесконечно нежным.

Я обхватила его бедра ногами, и он вжался в меня, заполняя собой, ловя мой стон губами. Стол под нами едва заметно дрожал, кисти и баночки с красками падали на пол, но в тот миг весь мир сузился до одного дыхания — общего, смешанного, как одно целое.

Я слышала, как он шепчет моё имя, будто молитву, как в голосе звучит не только желание, но и что-то гораздо глубже — благодарность, счастье, любовь. Всё сливалось в единое, как два цвета, которые невозможно больше разделить.