Книга Святые и Убийцы, страница 180 – Фэя Моран

Потом Мистлок поворачивает голову к той самой стороне, с которой доносится единственный шум во всём этом лесу.

К нам, обходя тянущиеся к небу деревья и ступая по замёрзшей земле, медленными и неравномерными шагами выходит Керан. Обессиленный, окровавленный, с трудом дыша и опечалившись. За его спиной больше нет никаких звуков и преследований, кроме фыркающей Тучи, уставшей с небольшой битвы, как и он.

– Папа? – произносит Мистлок слово, которое болью отдаётся в моей голове.

Керан молчит, роняя нож, которым зарезал своего отца.

– Д-да, – заикаясь, отвечаю я и борюсь с желанием упасть на колени перед ними обоими.

Я чувствую себя виноватой. Я словно не сделала и половины из того, на что была способна, чтобы помешать всему этому ужасу случиться с нами.

«Мы вернём Брикарда до вашего венчания с Сириной» – вспоминаю я своё обещание, и на душестановится ещё больнее.

– Простите, мне так жаль, – плачу я, уже и не пытаясь держать себя в руках. – Мне очень-очень жаль… Я должна была спасти его. Я была у них в плену… И ничего не сделала… Пожалуйста, простите меня. Это моя вина.

Мистлок оборачивается, глядя на то, как я опускаю голову, закрываю руками лицо и плачу в свои ладони. А затем он преодолевает разделяющее нас расстояние за несколько быстрых шагов и крепко обнимает меня, упираясь лицом мне в плечо. И мы стоим, изливаясь сожалением друг к другу, пока Керан умирает отдельно от нас, в своём собственном мирке ужаса.

Эта боль сплотила нас сильнее, чем когда-либо.

Каждый из нас теперь намерен отомстить. И месть наша станет настоящим кошмаром для наших врагов.

* * *

Я сжимаю в руке лук, который мне вручает Керан и устраиваюсь в удобной позиции с небольшой высоты, с которой я отлично вижу Сальшан и его небольшие домики. Горящие факелы словно наставлены как раз под стать мне и в очередной раз напоминают о том, что Святые, несмотря на свою веру, боятся чудовищ, как и все. Так что это делает их хоть чуточку уязвимее.

Я также смогу перемещаться вдоль Сальшана, оставаясь незамеченной и периодически прячась в кустах.

Керан вытаскивает из сумки баночки с изготовленным в Гривинсхаде ядом, и Мистлок, соорудив тряпки из кусков ткани, тщательно обмазывает их отравой, затем закрепляет на кончиках стрел так, чтобы те при попадании в цель, точно вонзались в кожу, а не соскальзывали или падали, так и не поранив жертву. Покончив с махинациями со стрелами, Мистлок уверенно передаёт их мне.

– Теперь эти ублюдки будут умирать от мучительной боли, – словно желая облегчить мне задачу, говорит он. – Ты, главное, попадай в них, если вдруг что-то пойдёт не так.

– Я буду убивать каждого, кто вдруг что-то заподозрит.

– Отлично. Буду рад это видеть.

Мы делаем вид, что больше нет той боли, которую принесла новость о смерти Брикарда. Мы притворяемся, что всё встало на свои места, потому что только таким образом сможем двигаться к цели, не возвращаясь назад, в прошлое. То, что уже произошло, нельзя изменить. Никто не в силах вернуть былое.

Я бросаю взгляд через его плечо, глядя на Керана, до сих пор не сказавшего ни слова. Он подавлен. Я не помню, чтобы он так вёл себя, оттого и грудь у меня сжимаетсяс невыносимой силой.

– Керан, – зову его я, и он даже не сразу поднимает взгляд, словно окунувшись в свои мысли. Словно он здесь один. – Пора. Мы готовы.