Книга Сердце ко Дню Валентина, страница 68 – Лекси Эсме

— Итак, почему ты выглядишь такой расстроенной на этот раз?

Я нервно сжимаю кулаки, и говорю:

— Сегодня ко мне на работу заявились какие — то парни и потребовали, чтобы я вернула долг, предполагалось, что у меня должно было остаться больше времени до наступления срока, и я почти потеряла работу, а также единственный шанс погасить последнюю часть кредита, мне нужна работа, чтобы соответствовать требованиям, я не знаю, что они сделают, если я им не заплачу.

Выражение лица Авиэля становится суровым, а его глаза опасно сужаются.

— Они причинили тебе боль? — его голос тих, но полон напряжения.

Я напрягаюсь и качаю головой, и говорю:

— Я весь день была на совещании, так что в этом смысле мне повезло, но теперь я должна вернуть им долг, иначе кто знает, что они сделают дальше?

Авиэль отводит от меня взгляд, его взгляд блуждает по комнате, скользит мимо моего и затем возвращается снова.

— Адора, я бы не позволил им... — он замолкает и так и не заканчивает фразу.

— Пожалуйста, — я быстро встаю, хватая его за руку, и говорю:

— Мне нужна твоя помощь.

Мои глаза наполняются слезами, они переливаются от эмоций, которые я больше не могу скрывать.

Он опускает голову и кладет палец мне на подбородок, осторожно приподнимая его.

— Я разберусь с этим, они не имели права вот так врываться на твое рабочее место, особенно после того, как мы уже во всем разобрались.

— Спасибо тебе! — я обнимаю его, крепко прижимаясь, когда его рука ложится мне на спину, на мгновение он кажется напряженным, прежде чем смягчиться и позволить мне прижаться лицом к его теплу.

Мышцы его груди и спины двигаются, когда он дышит, и я прислушиваюсь к тишине в его груди прямо под своим ухом.

Мышцы Авиэля напрягаются, как будто он боретсяс самим собой, продолжать ли ему обниматься или нет.

— Хватит глупостей, глупый человечек, — наконец шепчет он, нежно касаясь меня руками, прежде чем оттолкнуть.

Я усмехаюсь его словам, по меркам Авиэля — это, по сути, ласковое обращение.

Запрокинув голову, я прижимаюсь губами к его плечу и нежно целую его, его татуировки, существа и узоры, похожие друг на друга, меняются и кружатся, когда я приближаю к ним свой рот.

И когда я поднимаю руки, чтобы провести ладонями по его груди, они завораживающе двигаются под моими пальцами, следуя за изгибами его мышц и колышась, как волны в море.

Впервые я ловлю себя на том, что задаюсь вопросом, почему он так часто бывает без рубашки, когда я его вижу.

Не то чтобы я возражала, но одно я знаю об Авиэле точно — для него это нечто большее, чем просто тщеславие.

Я поднимаю взгляд, перемещаясь от рельефных мышц его обнаженного торса к идеальной линии его жилистой шеи, которая переходила к угловатым чертам его лица, и, наконец, встречаюсь с его темными глазами, и ухмыляюсь:

— Ты что — то имеешь против рубашек?

— Что? — он смеется, и этот звук наполняет воздух теплой басовой нотой, увлекая меня своим завораживающим ритмом.

Мне нравится, когда он смеется, — от этого его лицо светится, и это один из редких случаев, когда я вижу неожиданные эмоции в его глазах, такие искренние, что даже он не может их скрыть.

Я улыбаюсь в ответ, и говорю:

— Я говорю, что могу по пальцам пересчитать, сколько раз я видела тебя в рубашке.

Его взгляд медленно скользит от моего к своим татуировкам, как будто он только сейчас их заметил.