Книга Наставница для наследника престола, страница 67 – Елена Романова

Я нехотя отрываю взгляд от газеты и заглядываю в глаза Бенсону.

В этом мире очень тяжело быть женщиной. Красивой женщиной — еще хуже.

Равендорм из мрачной сказки с королями, принцами и магическими родами вдруг превращается в еще более мрачную реальность, с тяжким трудом, рабством и унизительным отношением к слабому.

— Спасибо, доктор Бенсон, я подумаю, — отвечаю я.

— Но прежде скажите мне, госпожа Лин, и я предложу вам неплохие условия.

Выдавливаю из себя улыбку.

Бенсону, по меньшей мере, пятьдесят. Он полный, усатый и неуклюжий.

— Спасибо за предложение.

— Такие глаза, как у вас — это редкость, — он отвешивает мне легкий поклон и торопится прочь из лазарета.

Молли стоит, приоткрыв рот, и смотрит мне в лицо.

— А что у вас с глазами, госпожа Лин? — с детской наивностью спрашивает она. — А-а-а, они у вас такие…

Ярко-карие.

Я опускаю ресницы. Уже пару дней учусь смотреть только вниз — не хочу привлекать внимание.

Туже затягиваю фартук на талии. От былых объемов и следа не осталось. Я теперь до смешного маленькая.

— Могу я посмотреть на Шерри? — спрашивает девочка.

— Одним глазком, — отвечаю я.

Едва Шерри заболела, Молли каждый день прибегала на порог лазарета. Кроме старшей сестры у нее никого не было.

— Она ведь поправится, правда, госпожа Лин?

— Обязательно.

— Она обещала мне не умирать.

Девочка еще раз смотрит на меня — долго, пристально, требовательно.

— Следите за ней, госпожа Лин. Я все-все для вас сделаю.

А потом она бежит на улицу — я вижу в окно, как она перескакивает через клумбы, а вслед ей гневно кричат вышедшие на уборку воспитанницы.

Дети — везде дети. В этом мире или в другом.

Касаюсь кулона, спрятанного под одеждой — теплеет. Мысли снова возвращают меня в ту ночь, когда Кайл цеплялся за меня руками, уткнувшись мне в плечо. Маленький король. В груди болезненно тянет. Теперь этот ребенок будет расти среди дворцовых интриг, убийц, расчета и ненависти. Прикрываю веки. Где же чертова справедливость?

— Госпожа Лин, Мартине совсем плохо, — дергает меня за рукав платья одна из пациенток.

— Уже бегу.

В лазарете дел всегда очень много. И это не благородный труд — о, нет. Но ночью, когда опускается тишина, и ветер за окном тихо стонет, дети просят рассказать им какую-нибудь историю, и вот тогда я готова признать, что даже такая работа имеет свои плюсы — я становлюсь тем значимым взрослым, который способен подарить нуждающимся душам часть своего сердца.

Моя каморка располагается у лазарета. Раньше это был небольшой сарай, но теперь здесь стояла низкая жаровня, к стене была приставлена узкая койка, а в углу прятался платяной шкаф. Здесь же стояли щербатые чашки, почерневший от огня жестяной чайник и три куска хлеба, которые мне принесли еще в обед.

Последние дни я спала прямо в лазарете, но сегодня мне было необходимо побыть одной.

Я сажусь на скрипучую кровать, зажигаю огарок свечи. Ее мне выдали на месяц вперед, сказав, чтобы свечу я беспричинно не тратила. Фитиль, кстати, уже захлебывается, и пламя дрожит и танцует, отбрасывая на стены причудливые тени.

Укладываю руку на стол и заношу над ней иглу. Морщусь,раня ладонь. Над кожей выступает крошечная алая капля. Я растираю ее пальцем и внимательно гляжу на ранку — исчезает.

Неужели мой дар способен исцелить не только окружающих, но и меня саму?