Книга Огонь в его душе, страница 55 – Руби Диксон

Я должен попробовать еще раз, хотя бы для того, чтобы, что бы ни было в этой коробке, у нее не потели глаза. Наблюдая за ней, я снова беру коробку.

Она издает счастливый звук, звук согласия. «Да!»

Довольный, я предлагаю это ей, но она качает головой, не пытаясь съесть. Она… пытается меня накормить? Так вот для чего это ?

Какая агрессивная черта у женщины. Я поражен… и доволен. Это часть ее гнездового плана — ухаживать за мной, как будто она доминирующий охотник в нашей паре?

Возбуждает. Я похотливо рычу и беру кусочек из коробки.

Ее взгляд, полный крайнего изумления, почти так же удивителен, как мягкий вкус… дерева? Который наполняет мой рот. Нет, не дерева. Чего -то более мягкого и менее приятного, гораздо более мягкого и безвкусного. Я выплевываю его на землю и провожу по языку, как будто моя рука может каким -то образом удалить ужасный вкус.

Гвен бросает на меня еще один раздраженный взгляд и слабо указывает своими больными руками на то, что внутри.

Это маленькая коричневая булочка, которая пахнет одинаково несъедобно. Я нюхаю ее, и когда она указывает на фотографию человеческого мужчины на обложке, я снова изучаю ее.

Ааа. Теперь я понимаю. Это чехол для руки. Зачем людям прятать ее в таком глупо выглядящем контейнере, выше моего понимания, но люди делают очень много вещей, недоступных восприятию дракони.

Я разворачиваю обертку и еще раз вглядываюсь в фотографию мужчины. У него на запястье обмотана эта уродливая штука, и на ней красные отметины, которые выглядят так, как будто указывают на боль. Странные люди. Я протягиваю обертку своей паре , а затем понимаю, что она не может ее взять. Конечно. Вот почему я ей нужен. Я урчу от удовольствия при этой мысли, а затем чувствую смущение. Она хочет моей помощи, потому что ей больно, и неправильно получать удовольствие от таких вещей, каким бы разбитым ни был мой разум.

«Я бы предпочел, чтобы мне было больно, а не тебе, — говорю я ей сотни раз про себя. — Я бы никогда не захотел твоей боли. Ни за что».

Гвен стоит очень неподвижно, пока я осторожно оборачиваю коричневую штуку вокруг ее распухшего запястья. Время от времени я смотрю на нее, ожидая указаний, и она быстро указывает,следует ли мне затянуть ее потуже или ослабить, несколькими странными жестами, которые достаточно легко понять, несмотря на наш языковой барьер. В конце концов, чехол на руку надет , и она настаивает на том, чтобы надеть такой же на другое запястье, и я снова ухаживаю за ней.

Однако, когда она закутана в коричневые чехлы , ее глаза не перестают потеть. Она изучает свои руки и качает головой, поэтому я решаю, что должен осмотреть ее глаза вместо нее. Я беру ее за плечи и удерживаю неподвижно, затем заглядываю в них. Они покраснели по краям и припухли.

Мне это совсем не нравится. «Ты перегрелась? Заболела ?»

Она отвергает мои опасения, пробормотав что -то , а затем просто беспомощно смотрит на свои руки. Я знаю, что она чувствует — я бы все отдал , чтобы исправить это для нее. Поэтому я глажу ее по волосам и по плечу, пытаясь дать ей понять, что я здесь ради нее, что ее пара защитит ее и позаботится о ней. Это вызывает у меня слабую улыбку, но ее глаза перестают потеть.

Прогресс.

Возможно… возможно, людям нужно, чтобы их гладили по волосам или чтобы у них потели глаза. Возможно, воду нужно удалять ежедневно. Я пытаюсь вспомнить другие случаи, когда у Гвен потели глаза. Я думаю, что накануне она тоже потела.