Книга Непреодолимое желание влюбиться в своего врага, страница 177 – Бриджитт Найтли

Что же между ними? То, что раньше было театром военных действий, стало нейтральной территорией. Они сумели превратить неприязнь во взаимную привязанность. Исцеляя и убивая, убивая и исцеляя.

Музыка становилась все громче, создавая напряжение. Мордант был таким теплым: Аурианна чувствовала его тепло через ткань платья там, где прижималась к его груди своей, и через перчатку там, где соприкасались их руки. Он казался непринужденным и раскованным; он так близко склонил к ней голову, что она почувствовала легкое прикосновение его колючей щеки к своей нежной коже. Рука, которая до этого чинно лежала на ее талии, скользнула на поясницу. Сквозь тонкую ткань она ощутила, как его кольцо касается ее спины.

Их лица оказались слишком близко друг к другу. Мордант смотрел на ее губы так, словно хотел поцеловать ее.

Какой же он хороший актер.

Для зрителей внизу их поцелуй стал бы ничем не примечательным событием, даже ожидаемым. Эйдан нашел, кому вручить бокал, но все равно смотрел на Аурианну.

– Давайте избавим беднягу от его страданий, – предложил Мордант, а она скорее чувствовала тепло его голоса, чем слышала слова, которые он произносил.

Ложь – вот что было между ними.

Их щекисоприкоснулись. Его взгляд стал пылким, страстным.

– Я не целую пациентов, – сказала Аурианна, практически прикасаясь губами к его губам.

– Я думал, что я не пациент, – возразил Мордант.

– Верно, вы лишь рычаг давления.

– Вы должны мною воспользоваться.

И, раз уж Эйдан смотрел – и только потому, что Эйдан смотрел, – она встала на цыпочки и провела по волосам Морданта затянутыми в шелк пальцами.

Он не стал колебаться и не дал ей времени передумать. Притянул ее к себе, обхватил рукой ее шею и приподнял голову.

Их губы встретились, и наступил нежный апокалипсис.

Она почувствовала губами его шрам, ощутила, как отвердела его рука на ее шее и что у его губ вкус виски, шоколада и лжи. Ее тело не знало того, что знал ее мозг. Ее сердце стучало в груди как сумасшедшее, ей приходилось заставлять себя дышать: неровные вдохи и выдохи, выдохи и вдохи между прикосновениями мокрых от дождя губ.

Пока это длилось, поцелуй казался вечным.

Этот поцелуй значил слишком много и слишком мало, он был и нечестивым, и священным.

Она ощутила тепло на своей шее. Мордант собрал губами капли дождя, стекающие с ее лица. Он сделал глубокий, прерывистый выдох, продолжая касаться губами ее кожи. Он прижимал ее к себе слишком требовательно для поцелуя, который ничего не значил.

Зрители внизу вздыхали над тем, чего не существовало.

Аурианна замерла. Музыка не смолкала: скрипки сливались в восторженный хор с мелодией, которую отстукивали капли дождя. Она убрала руки с плеч Морданта, но он не перестал обнимать ее за талию. И не отпускал ее ладонь. Его близость, поцелуй, бурлящая кровь – все обострило ее восприятие, и так же, как тогда на маяке, она заметила в его взгляде внутреннюю борьбу: уязвимость, тоску, безнадежное несчастье.

Защищать себя он предпочел ироническими замечаниями. В его серых глазах появился металлический блеск.

– Не думал, что вы станете меня целовать.

Аурианна немедленно пожалела об этом поцелуе: потому что он еще больше размыл границы, потому что он был собой, а она – собой.

Она моргнула, смахивая с ресниц капельки дождя. Ей нравилось, когда все поддавалось категоризации. Ей нравились вещи, свойства и функции которых не приходилось угадывать. Ей нравились контрасты. Ясность. Четкое понимание, где она и зачем.