Книга Прятки с охотником, страница 59 – Теона Рэй

Конечно, я к стражам ни за что не пойду, Роланд ясно дал мне понять, чтобы я держалась от них подальше. Попросить денег у Льюиса я тоже не могу, знаю, что позавчера он потратил все до последнего медяка, чтобы залатать крышу дома.

Мы останавливаемся у моего дома,и Льюис обнимает меня за плечи.

— На шоу не идем, да? — спрашивает он грустно.

В глазах беспокойство — я стараюсь его не замечать. Льюис слишком много времени думает обо мне, своих двух кошках, собаке Фони, и почти никогда — о себе.

Я виновато улыбаюсь.

— Прости.

— Только на этот раз, — вздыхает он и невесомо касается моей щеки губами. — Скоро ты станешь моей женой, Ая, и тогда тебе придется отдыхать, ложиться спать вовремя, а еще — о ужас — хорошо питаться. — Он усмехается и снова целует меня. — Доброй ночи, Ая.

— Доброй ночи.

Я провожаю его взглядом, чувствую, как на сердце разливается тепло, и губы сами собой растягиваются в улыбке. Наверное, с таким, как он, можно жить даже без любви — она потом придет, попозже. Не может не прийти.

Мое внимание привлекает храпящий мужчина — он лежит прямо на тротуаре, в трех шагах от двери в дом. Редко можно встретить кого-то настолько пьяного, чтобы сон сморил прямо на ходу. Но удивления это не вызывает, а вот кошель, валяющийся рядом с ним, заставляет меня нервничать.

Я смотрю на дверь в дом, на мужчину и снова на дверь. Лана две недели назад выпила последнюю порцию порошка. Йерек, чтоб его черти сожрали, понял, что оставшегося от отца лекарства хватит Лане на всю жизнь и что оно ей необходимо, и задрал цену до пяти монет. Почти три года его лавка работает кое-как, потому что свежих лекарств нет: Йерек не доктор, а идиот, — но его этого нисколько не заботит, потому что золотой в месяц он имеет с нас.

Сегодня я просила у него упаковку порошка в долг до вечера, он не дал. Вот умрет Лана, и на что тогда он будет жить?

Я ловлю себя на том, что не могу переступить через порог и внимательно оглядываюсь по сторонам. Не совсем соображая, что делаю, мелкими шажками пробираюсь к кошелю. Воровать мне приходилось и раньше, но не деньги, а максимум пирожок с лотка. Тогда деньги были мне нужны, но не жизненно необходимы, как сейчас Лане.

Я хватаю кошель и с бешено колотящимся сердцем мчусь в дом, молясь, чтобы никто не видел, как позорно я обворовала пьянчугу. В коридоре под светом лампы считаю монеты, радостно вскрикиваю: шесть серебрушек!

Мне понадобилось несколько минут, чтобы сбегать в лавку и вернуться назад, по лестнице на чердак я летела, а не шла. А вот в комнатувходила тихонько, боясь разбудить подругу.

Та, впрочем, не спала. Вязала для меня шапку, сидя у огня. Улыбка озарила ее лицо, когда я протянула ей мешочек с лекарством.

— Мистер Бейкер наконец-то расплатился вовремя?

— Ага, — киваю я. — Чудо просто!

Говорить Лане о своем постыдном поступке не стану, она и так переживает, что я отдаю все жалованье за ее лекарства. На еду остается только то, что подкидывают гости таверны в благодарность: иногда несколько медяков, а иногда целый серебряный. О новой одежде и обуви мечтать не приходится, но не голодаем.

Я оставляю Лану и иду готовиться ко сну. Умываюсь, переодеваюсь в ночное платье. Приходится открыть форточку: от очага в комнате слишком душно, но Лане нравится смотреть на живой огонь.