Книга Смывая волной, страница 40 – Р. С. Болдт

Она успокаивает меня. Осознание приходит внезапно, и мое черное сердце замирает в груди.

Мгновение спустя женщина появляется в поле зрения, одетая в обноски, которые должны выглядеть на ней уродливо. Но это не так. Вместо этого она выглядит… Блядь.

Проводя рукой по лицу, я устало выдыхаю. Потому что эта женщина может сделать бумажный пакет красивым.

Сарафан свободно облегает ее тело. Под него она надела облегающую майку, и хотя она может немного поддерживать ее идеальную грудь, она ни за что на свете не скроет ее от меня.

Да, я — гребаный извращенец, но я не могу испытывать угрызения совести по этому поводу.

Но я чувствую не только физическую тягу. Меня привлекают не только эти ноги, которые, кажется, тянутся бесконечно, или то, как она иногда собирает волосы в две длинные косы по обе стороны от лица, концы которых свисают поверх груди.

Она просто… выглядит так, будто принадлежит этому месту. Как будто моглабы принадлежать этому месту.

«Она выглядит так, будто может быть моей».

Я тяжело сглатываю, отгоняя волну собственничества, на которую не имею права. Оторвав взгляд от ее ног, изучаю выражение ее лица. В уголках ее глаз появляются легкие морщинки, а губы изгибаются в почти застенчивой улыбке, когда она протягивает нам две чашки кофе. Я выдыхаю, сам не осознавая, что задерживаю дыхание.

Прочищаю горло, внезапно занервничав. А я никогдане нервничаю, черт возьми.

— Buenos días.⁴

Осторожно я принимаю у нее кружки и ставлю ее чашку на ее обычное место, напротив меня за маленьким деревянным столиком.

Она садится.

— Gracias.⁵

Женщина довольно быстро освоила испанский, и слова слетают с ее языка, как будто она говорит на нем уже много лет.

Держа чашку обеими руками, она делает неуверенный глоток, а затем опускает ее. Когда та делает глубокий вдох, а в ее глазах загорается нотка сдержанного волнения, я крепко сжимаю мою собственную чашку.

— Кажется, я вспомнила свое имя.

Удивительно, что керамика не разбилась под моей хваткой и не разбрызгала горячий кофе повсюду.

— Александра.

Она

Наконец-то это случилось.

Это пришло ко мне в кошмаре. Я была ребенком, цеплялась за руку матери, и она умоляла меня, пока мы уворачивались от тел и пуль.

«Беги, Александра!»— Ее голос был почти заглушен окружающими выстрелами. — «Беги быстрее! Беги, Алекс, беги!»

Все встало на свои места, как недостающий кусочек головоломки. Это было правильно. Это звучало знакомо.

— Александра, — шепчу это имя своему отражению в зеркале, нанося зубную пасту на щетку. — Алекс.

Я не помню свою фамилию, но это уже само по себе похоже на победу. Надеюсь, что это признак того, что моя память будет продолжать постепенно возвращаться.

Когда покидаю свою комнату, я не сразу замечаю доктора Кинга, но обнаруживаю наполненный кофейник и две кружки рядом с ним. Наполнив их, выхожу на террасу и вижу, что он стоит возле маленького столика.

У меня перехватывает дыхание от того, как он смотрит на меня. Возможно, я просто заблуждаюсь, но, клянусь, в его взгляде мелькнула тоска. Однако она исчезает в мгновение ока, и я понимаю, что его взгляд был озабочен тем, как продвигается мое выздоровление.

Задаюсь вопросом, является ли это концом пути. Если теперь, когда я вспомнила свое имя, он отправит меня восвояси.

Какая-то часть меня протестует против идеи сказать ему, что я помню, чтобы у меня было больше времени для общения с ним. Но я не могу скрыть от него это после всего, что он для меня сделал. Это было бы нечестно.